Двойник господина П.

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я у доктора спирта возьму. Думаю, разрешит, – Геннадий вышел.

На фотографиях невозможно было ничего разобрать. Видно было, что женщина была с густыми чёрными волосами, такими же, как у моей жены. Остальное – бесформенное тело, переломанное и окровавленное.

Протокол осмотра тела разрушил даже мнимую надежду на то, что это невероятная ошибка. Там была указана родинка в подмышечной впадине. У жены была такая. Тогда я уже не сдержался, и долбанул кулаком в гипсокартонную стенку. От удара образовалась дыра, а вся наша «клиника» пошла ходуном.

Вернулся старлей, поставил бутыль со спиртом и вышел, не сказав ни слова.

Тот вечер я провёл наедине с воспоминаниями, глотая спирт, который не пьянил.

…Познакомились мы с женой в 93-м. Она гостила у своей тёти в Москве, во время студенческих каникул. Её двоюродный брат, служивший когда-то в Псковской дивизии ВДВ, взял её в Парк Горького на празднование 2 августа. У девушки был фотоаппарат, а пацанам хотелось запечатлеть на память своё гуляние. Тем более что в тот раз, там проходил концерт известной в десантной среде группы «Голубые береты». На этом концерте оказался и я с парой своих однокурсников из училища. Увидев девчонку с «мыльницей», я попросил красавицу сфотографировать и нас. Потом познакомились с её братом и его однополчанами. Сделали несколько совместных снимков с их флагом и традиционными арбузами.

В тот день, видимо, и в небесной канцелярии отмечали праздник, потому что менеджер из амурного отдела оказался в хорошем настроении. Иначе, как объяснить то обстоятельство, что имя черноволосого ангела, ставшего впоследствии моей второй половиной, оказалось таким же, как у меня – Саша?

Остаток вечера и ночь мы провели вдвоём, забыв про наших друзей. Гуляли по ночной Москве, смотрели на просыпающийся город с площадки Воробьёвых гор. Сашка была проста, красива и величава, как королева. С ней было легко, в том плане, что не нужно было строить из себя гиганта мысли и говорить заумно. Впрочем, и привычный, бытовой-армейско-матерный, язык был неуместен для общения с утончённой и творческой натурой. Случайно вырвавшееся бранное слово вызывало такой укоряющий взгляд, что я, как школьник, краснел от стыда. Пришлось доставать из памяти изящные выражения, которые были почерпаны мною в исторических романах и произведениях классиков. И ещё я читал ей стихи о любви – все, которые смог вспомнить. Она улыбалась, а я не мог оторвать свой взгляд. Для меня она стала воплощением земной богини, с трепетной девичьей душой и грациозным невинным телом. Может быть, когда-то, именно в честь таких женщин писали свои вирши поэты, а благородные рыцари совершали подвиги.

Через год, когда она окончила институт, я приехал за ней в Иваново и увёз с собой уже в роли жены офицера. Потом, с началом командировок на Кавказ, Сашка мужественно переносила расставания. Родился сын – Егорка. Трудновато было, конечно, в те годы безденежья. Но невзгоды только сплотили, а проблемы решались совместными усилиями. Да и жёны других офицеров бригады помогали – кто коляску отдаст, когда свои уже подросли, кто велосипед. Друг друга морально поддерживали, когда мужья были в отъездах. А Сашка никогда не жаловалась, не устраивала сцен, и я ей был за это ей благодарен.

Наши одинаковые имена стали поводом для шуток бригадных острословов, и с их лёгкой руки нас окрестили СанькАми. «Пойдём к Санькам? Позовём Саньков?» – так говорили о нашей семье. И вот этого ничего вдруг не стало…

Наутро я сказал Гене: «Делай, что хочешь со мной, мне уже всё равно. Ноги резать? Давай режь». Решение было принято окончательное. Без своей семьи – я никто. Сам, росший сиротой, я чувствовал нехватку и материнской ласки, и отцовской поддержки. Тётя Таня, хоть и воспитывала меня в любви, но заменить родителей не могла. И я относился к семье, как к главной ценности мужчины, основному его достижению. Александра и Егор стали моим миром, который я создал, оберегал и лелеял. Утрата их делала моё существование бессмысленным. И получалось, что моя жизнь теперь оставалась нужна только старлею с его «влиятельными людьми», да загадочному «генералу Петрову» с неизвестными мне патриотами.

Операцию по удалению ступней провёл тот же доктор. Оказывается, он раньше был обычным хирургом, а уже потом переучился на пластического. Протезов ещё не было, и на дачу вернулся я в инвалидной коляске.

На даче, пока ждали когда заживут ноги и сделают протезы, меня вывозили на прогулку. Я сидел в коляске и смотрел, как последние жёлтые листья перемещаются с деревьев на траву. Слушал, как бормочут радиоприёмники в комнате спецсвязи. Писал Вам, что там было несколько сотрудников-связистов. Так вот они и устроили из одной комнаты свой узел. Несколько современных японских радиостанций бухтели практически круглые сутки. То ли связисты просто прослушивали эфир, то ли ещё и сами руководили – было непонятно. Днём окна были открыты и на улицу доносились разные голоса из радиоэфира. Вот эти переговоры я слушал, сидя в коляске, и пытаясь представить, что скрывается за тем или иным сообщением.

Однажды, открытым текстом я услышал:

– Заряд заложен в подвал, время срабатывания 5-30. Адрес – улица Новосёлов, дом 14 дробь 16. Как поняли? Приём.

«Что это было? Город какой? Москва?»

Точно такой же адрес, но в Рязани, я знал наизусть. Это был адрес тёти Тани, у которой я воспитывался. «Чёрт! А если это там?» – лезли нехорошие мысли в голову. Только потерял семью, теперь и тётина жизнь, может быть, в опасности. «Что же это творится такое?»

«Если это переговариваются террористы, то спецслужбы должны предотвратить. Они же слушают, значит и меры примут», – думал я. «А если не успеют? Или проверят только в Москве?»

Надо было срочно связаться с тёткой, предупредить. Пусть адрес и окажется не её, лишним не будет. «Как это сделать? У старлея телефон есть, с антенной. Вроде спутниковая связь. Только надо как-то завладеть им…».

Я поехал к крыльцу, свистнул Генке. Он вкатил меня в дом.