– Конечно. Понимают, что перспектив-то никаких у них нет – не блатные, не «мажоры». Кому нужны такие? На нормальную работу не устроиться, остаётся бухать да колоться. А тут – спорт, питание, оружие. Не обижает никто.
Пока он это говорил, мы проходили мимо рядов мальчишек. И тут меня, как обухом по голове ударило. В самом младшем отряде, где были четырнадцатилетние пацаны, крайним справа в первом ряду стоял – я!
Да, да! Мальчик в военной форме был точной копией меня в этом возрасте. Я смотрел на него, а видел себя из времён беззаботной юности. «Боже мой, как это?»
– Как тебя зовут? – дрогнувшим голосом спросил я мальчишку, подсознательно уже зная ответ.
– Костин Егор Александрович! – чётко отрапортовал маленький воин. « Да ну на…» – мысленно выругался я. «Но как? Откуда? И где Сашка тогда?» – мысли крутились в голове калейдоскопом.
– А с родителями что?
– Отец – офицер, погиб при исполнении служебного долга. Я тогда маленький был. Мамы не стало позже – при теракте на поезде «Невский экспресс». Меня в детдом отправили. Не хочу быть в детдоме – хочу быть военным, как папа, – мальчик не говорил, а докладывал. И самое поразительное было то, что свой доклад он произнёс без эмоций – ни голос не дрогнул, ни глаз не заслезился. Неужели, мой сын уже стал бесчувственным служакой? Да ещё и так рано, в четырнадцать лет…
«Надо его вытаскивать отсюда», – думал я. – «Только как?» В это время глава республики что-то говорил, но я его не слушал. Мне надо было придумать, как спасти сына. И возможно, заодно, и других мальчишек. А то сделают из них «пушечное мясо». Пусть и элитное.
«Генка – мерзавец, обманул тогда, что ли? Ладно, уже не так важно. Важно, что сын живой. И надо всё сделать, чтоб он дальше жил». Вот так примерно размышлял я в те минуты.
Потом был торжественный обед в роскошном доме хозяина. Когда я обратил его внимание на роскошь, он невозмутимо ответил:
– Вот скажи, дорогой, в каком регионе ещё такой порядок, как у меня? И народ за это меня любит, уважает. Вот он и хочет, чтобы я ни в чём не нуждался. Разве я могу обидеть свой народ?
Улетал я со смешанными чувствами. Радостно было, что сын жив. Хотя я его толком не видел и не воспитывал, но это была моя кровиночка. Единственный мой родной человек, которого я когда-то потерял… И я могу его потерять снова. Хоть глава региона и уверял, что мальчишки воспитываются, как в кадетском корпусе, но всё-таки из них готовили бойцов. А где этих бойцов будут потом использовать, одному Богу (или Аллаху?) известно.
«А Генка– то испугался, что этот респектабельный генерал и почётный академик его узнает. Даже несмотря на то, что прошло столько времени. Такое, я думаю, не забывается. Вот этим я и воспользуюсь. Прижму куратора разоблачением, а он пусть вытаскивает «Славянский батальон» как хочет. Его проблемы. Заодно, и за тот обман расквитаюсь», – нашел я решение проблемы, как считал тогда, вполне выполнимое.
На сегодня всё, утомился. До свидания, друг мой.
Сан Саныч.»
Письмо тринадцатое.
«Здравствуйте, Алексей! ( Надо же, впервые назвал Вас по имени.)
После той поездки на Кавказ, Геннадий долго не появлялся. Я в это время мучил себя вопросами – «Как такое могло произойти? Куратор специально подсунул фальшивые бумаги? Значит, жена с сыном были живы всё это время, а я ничего об этом не знал? И знай я, что они целы, то и в «Невском экспрессе» они б не оказались. И Сашка была бы живая сейчас».
Не верить Егору я не мог. Вряд ли его отправили в детдом, если бы мать не погибла. И сама Сашка не допустила бы этого. Или опять это – «игры патриотов»? Тогда не слишком ли много трупов для этих игр?
Генка да, зарекомендовал себя сволочью сразу. Позже, когда я поверил в смерть родных, мне стали безразличны эти моральные аспекты. Ну и состояние было, прямо «анабиоз» какой-то. Потому и притупились все негативные чувства, возникшие вначале к нему. Мы ж были как коллеги, а коллег не выбирают – работать приходится со всякими.