Двойник господина П.

Теперь всё менялось. В моей жизни появился какой-то смысл. Мне надо было спасать сына любым способом. Поэтому Генкин цинизм нужно было тоже принимать в расчёт. На случай, если куратор взбрыкнёт, рассматривал и другие варианты.

…В тот год военная разведка отмечала своё 90-летие. Должны были пройти торжественные мероприятия с участием как действующих, так и бывших сотрудников. Господин П. не любил бывать на подобных «корпоративах». Когда-то, военная разведка и внешняя разведка КГБ были своеобразными конкурентами. В каждой службе сложились свои традиции, выросли целые поколения профессионалов. И возможно, господин П. чувствовал неприязнь военных разведчиков именно потому, что сам был выходцем из конкурирующей службы.

Поехал на торжество я. Пока говорили приветственные речи и зачитывали поздравления, я осматривал зал. Вдруг, на одном из рядов, я увидел своего бывшего командира – Полковника. Он почти и не изменился с тех времён, больше седины только стало. Сердце моё забилось чаще. «Вот кто может помочь спасти сына!» – пришла мне в голову мысль.– «Надо только переговорить с ним».

На банкете, я нашёл возможность оказаться рядом с Полковником и понаблюдать за ним. Сам он ко мне подходить не спешил, в отличие от остальных, которые выстроились в очередь, чтобы засвидетельствовать, так сказать, своё почтение. Тогда я, поприветствовав всех желающих, сам подошёл к нему и протянул руку. Полковник нехотя пожал её. В это время, я наклонился к его уху и шепнул: «Изба» заберите «Букварь». Когда-то, давным-давно, именно так я вызывал поддержку в Афгане. К слову сказать, память у Полковника отменная. И он мгновенно вспомнил и спецоперацию, и место, и участников. Поэтому, когда я предложил переговорить наедине, он уже был не таким отчуждённым.

Я попросил организовать кабинет для «неформального» общения. Чтобы не вызывать подозрений, назвал несколько фамилий, в том числе и Полковника. Названные люди по очереди заходили в кабинет и там мы беседовали «ни о чём». Наконец, вошёл Полковник.

– Имею честь представиться… – начал он.

– Командир, да перестаньте! Это ж я – Костин, – прервал я его возбуждённо.

– Костин? Саша? – удивлённо и недоверчиво смотрел на меня Полковник.

Чтобы окончательно убедить своего бывшего командира, я закатал штанину выше колена и показал дырку от душманской пули. «Вот, помните афганский героин?» – спросил я. Он кивнул, и после этого мы крепко обнялись. Когда я показывал рану, Полковник увидел и протез, но ничего не спросил. Времени было не очень много, на лишние разговоры его тратить не хотелось. Поэтому свою историю я пересказал буквально за пять минут. Про семью не стал ничего говорить, просто изложил факты. Видимо, Полковник о многом и сам догадался, услышав вкратце о том, как меня вербовали. По крайней мере, вопросов он не задавал.

Из моего рассказа Полковнику осталось неясным только одно – как я вообще согласился? Рассказ про коварного старлея был неполным, без упоминания семьи и моей моральной опустошённости после «гибели» родных. Пришлось выкладывать всю историю целиком. И про «подставу» с трупами, и про «доказательства» гибели семьи. В тот момент, рассказывая всё «Бате», я задался неожиданным вопросом: «А вообще, законно ли меня используют?». Причём, используют практически с моего согласия. Надо было признать, что сперва я всё-таки пошёл на уговоры будущего куратора, а потом уже меня просто «убили» – и некрологом в газете, и отрешением от родных. Значит, формально я доброволец, пошёл по своей воле. Но вот потом, шантаж трупами всё-таки был… Да и «процедура» эта, превратившая в робота… Согласен, всех служивых используют в какой-то мере. Но вот ради чего? Если это, что-то вроде антитеррористической операции, тогда понятно: террористы – зло, а зло должно быть наказано. А если это чья-то прихоть? Вот не понравился мне какой-то тип, а я – командир СОБРа, к примеру. Я и говорю своим ребятам: «Хочу голову того-то». И они убежали исполнять – служить то хотят, и пенсию хорошую хотят. Как вот такого командира остановить? Тот же Генка, получил приказ, разработал операцию. Выполнил задачу – получил должность. Но был ли тот приказ – законным? Если приказ законный, то и методы его выполнения тоже? Где проходит та грань законности? И кто это проверяет потом? Как обществу проконтролировать правомерность отдаваемых распоряжений и их исполнения? Всё-таки эта деятельность правительственного уровня, не криминальная среда какая-нибудь.

Извиняюсь, отвлёкся.

Полковник, впрочем, понял всё как надо. Ему, с его опытом различного рода баталий – тайных и явных, прекрасно было известно, какие способы вербовки людей могут применяться.

– Слава Богу, главное – душу не продал, – резюмировал он.

Потом Полковник, поразмыслив пару минут, начал ставить боевую задачу. («Прямо, как в старые добрые времена».)

– Слушай сюда, Александр. Мне стало известно, что «кукловоды» опять какую-то операцию готовят. На этот раз на Украине. Название этой аферы – «Русская весна». Но ты на название внимания не обращай, суть абсолютно другая. Уже понимаешь, в славянский союз намереваются клин вбить. И не просто в славянское братство, но и в православную веру. Когда мы с исламским миром воевали, это хоть как-то оправдано было, вера то чужая. Но вот когда православных с православными стравить хотят, да ещё и ради чьих-то карманов, – это надо останавливать. Может, конечно, я ошибаюсь, и цели, действительно, благородные. Только не верю я им нисколько, не их это стиль. Вот головы задурить, шухеру навести, да под шумок хапануть что – такой расклад им больше подходит. Не выйдет из их затеи ничего хорошего. Только идею «Русского мира» опошлят. Да и людей положат ни за что…

Теперь дальше. Остановить вряд ли получится, да и полномочий у тебя таких нет. А вот если я эту операцию возглавлю, то им такую «Русскую весну» покажу, навек запомнят. И возможность у нас есть. Ты только намекни кому надо, они сами всё сделают. Прямо сейчас это надо провернуть. Тут есть один генерал, который этими вопросами занимается. Мозги давно пропил, вместе с совестью и честью. Вот за это и поставлен прислуживать Системе. Он-то думает, ты – настоящий. И считай, твоё слово – приказ. А я ещё и «Славянский батальон» затребую в помощь. Так мы твоего сына и вытащим. Согласен?

– Не вопрос, Васильич. Всё будет в ажуре. Только сыну-то четырнадцать, кто ж его отправит?

– Александр, такие дела быстро не делаются. Года три на подготовку уйдёт. Пока план операции утвердят, деньги выделят, на местах людей найдут, то да сё – вот и три года. Плюс тут добровольцев набирать надо. Так что к началу операции, сын твой подрастёт. Наберись терпения, самое главное, что он живой. А время пролетит – не заметишь. Верь в Бога да в силу русского оружия, и всё будет хорошо.

– Вы, командир, что-то набожным стали…

– Да, Саша. Чем старше становился, тем чаще задумывался – есть ли Бог? И что, если спросит он меня – как ты жил, Владимир Васильевич? Добру служил или злу? А кругом-то смотрю – везде беспредел стал твориться, люди к материальному богатству устремились. Считай, отцов своих духовных – Перуна, Иисуса, Магомеда, неважно как их зовут, предают и идут в услужение к Мамоне, а через него к Сатане. Но ведь так жить нельзя – убьём мы веру свою и дух, станем тогда стадом послушным и безвольным. Так и Русь потеряем. А властителям нашим, без разницы – есть Русь или нет её, у них счета в западных банках. Тут лишь бы насосы работали, которые они к рукам прибрали. Не те люди у власти, не те… Покрыли всю страну ложью, как дымовой завесой. Чтобы, значит, махинаций их не видно было. И в свои игрища народы втягивают. Кто правду говорить пытается – тому рот затыкают. Меня вон «прессуют», на пустом месте дело сфабриковали. Но пока честные люди ещё есть, не выгорит у них ничего. А потому лучше в Бога верить и ему служить, чем корыстолюбцам продажным прислуживать. И аферы их только разрушения несут. Вот поэтому мы должны противостоять им всеми возможными способами.