— Вы сидели в английской? За что? Мне показалось: такой воспитанный, благородный молодой человек...
— С афроангличанином подрался, то есть с негром, — с удовольствием признался Колюжный. — Кирилл Петрович, поскольку мы в тюрьме русской... Нет, даже советской, то нам надо выбрать пахана. По возрасту вы подходите.
— В английской паханы есть? — деловито спросил Бурнашов.
— Нет, у них демократия. Зато стукачей навалом.
— Тогда паханом будешь ты, — предложил Сатир. — У тебя два высших. Одно — заграничное. Ты уже срок тянул, а я нет.
— А вы зато доктор и профессор! И старше. Надо вам погоняло придумать зековское.
— У меня есть кликуха — Сатир. Мне нравится! Только сейчас не смешно. А как тебя будем звать?
— В школе и универе звали — Бульдозер.
— Ничего, звучит! — одобрил Бурнашов. — Только это же погоняло твоего бати?
— Наше фамильное!
— Тогда и паханом будешь.
— Прекратите сейчас же! — с истеричным ужасом воскликнула Сашенька. — Как вы смеете?!. Вас, взрослых, заслуженных людей, бросили в эту темницу! Над вами творят беззаконие! А вы так дурно шутите!
— Да мы и не шутим, — серьёзно сказал Сатир. — Не мы же тюремные порядки придумали. Сейчас будем обучать тебя фене — это базар на сленге. Кстати, а в английской тюрьме на жаргоне говорят? По фене ботают?
— Сам английский феня! — засмеялся Колюжный. — От немецкого. Немцы так в своих зонах разговаривают.
Сашенька сжалась в комок, руки затряслись.
— Замолчите немедленно! Как вам не стыдно?!
Почему-то заботливый и чуткий муж больше не утешал скорбящую, впадающую в истерику жену. И даже перестал спасать от репьёв её волосы.
— А зачем ты фотографию этой террористки в бумажнике хранил? — спросил он между прочим.
Вячеслав потянулся и изготовился к откровению.
— Она прежде всего женщина... И скажу тебе: очаровательная! Есть что-то такое, чего в других нет. Мама определила скрытую агрессию. Возможно, и в самом деле террористка.