– Позвольте представить вас моему отцу, императору, – торжественно произнес Цури.
– Меня зовут Хабан-Лимай, а это моя жена Алои, – представился император.
Его голос был столь же прекрасным, как и он сам, как и все вокруг. Валериан вздрогнул от звука его голоса, а лицо императора осветилось радостью.
–
Взгляд Валериана метнулся к Цури. Это не ускользнуло от внимания императора.
– Как я понимаю, ты столкнулся с моим сыном этим утром, – заметил Хабан-Лимай.
– Мельком, в перерывах между пулями, – ответил Валериан.
Хабан-Лимай с большой гордостью взглянул на Цури и произнес:
– Мой сын почувствовал присутствие своей сестры, принцессы Лихо-Минаа. – Его гипнотизирующие голубые глаза уставились на Валериана. Щеки императора покрылись мягким, сияющим розовым оттенком. – Похоже, она выбрала тебя.
– Что вы имеете в виду? – не понял Валериан.
Сквозь элегантные черты лица императора проступила печаль.
– Мы раса долгожителей, но даже звезды не могут светить вечно. Не могут и жемчужники. В момент нашей смерти мы высвобождаем всю энергию, оставшуюся в нашем теле, в виде волны, которая блуждает сквозь время и пространство. Мы вкладываем в эту волну наши воспоминания, наши души, мы вкладываем туда все то, что более не в состоянии вместить наше тело, и посылаем Вселенной. Иногда волны затухают и теряются в холодной пустоте. Но не всегда. Временами они находят доброжелательного хозяина.
Император замолчал, а затем добавил:
– Моя Лихо-Минаа выбрала
– А, – тихо произнес удивленный Валериан.
Затем агент повернулся к Лорелин и сквозь зубы процедил:
– Я же говорил тебе!
Императрица поднялась со своего трона. В лазурном великолепии ее глаз стояли слезы. Ее щеки тоже приобрели нежный, теплый оттенок. Она шагнула к ним, ее оранжево-песочные одежды грациозно перемещались по залу.
– Моя дочь…
На какой-то момент Валериан запаниковал, ведь императрица распахнула свои длинные тощие руки и обхватила ими агента. Затем, внезапно, в нем попросту рассыпались все его маленькие и детские черты характера, вся его неуверенность в себе, весь эгоизм, страх и злость. Валериана охватило спокойствие. Он вдохнул и выдохнул, звуки собственного дыхания напомнили ему древний как мир ритм моря, набегающего на берег под нежную песню луны. Он вспомнил каждый поцелуй своей матери, каждый раз, когда она целовала брови своего любимого ребенка, каждый свой добрый смешок, тихий вздох и еле заметное мерцание далеких звезд.