– Скажи мне еще раз, что будет, когда мы доберемся до части дороги, которая еще не восстановлена?
Лилли ответила:
– План состоит в том, чтобы использовать лошадей как раз с этого момента.
Норма отвернулась к окну:
– Могу ли я задать тебе еще один глупый вопрос?
– Валяй, если готова получить глупый ответ.
– Почему бы просто не использовать лошадей с самого начала?
Лилли пожала плечами.
– Это бы заняло у нас в два раза больше времени, так как идти пришлось бы вдвое дальше. – Она кивнула головой в сторону проносящегося пейзажа. – Туда и на повозке-то нелегко добраться из-за всего дерьма, обломков, мусорных куч и бог знает чего еще. А у них была фора на старте. Я понимаю, что мы рискуем, но благодаря этому мы выиграем время, мы найдем их, поверь мне.
Норма кивнула, хотя, судя по выражению лица, ответ ее не удовлетворил.
Лилли слушала приглушенные голоса Джинкс и остальных за огнеупорной дверью. Они расположились сзади в темноте пассажирского отсека, прячась от ветра. Отсек представлял собой примитивную коробку из четырех стен, которая получилась, когда оттуда выгребли всю начинку салона первого класса для бизнесменов, мусор, канистры из-под топлива, щебень и гильзы от патронов, которые катались по вагону, как шарики для пинбола. Лилли снова уставилась на ветровое стекло, на котором возникали и исчезали блики от проходящих под ними стальных рельсов. Глядя на них, Лилли постаралась избавиться от мыслей об их самоубийственной кампании, возможности провала и гибели спасательной группы.
На большинстве железнодорожных двигателей, построенных в ХХ веке, имеется длинный железный рычаг, поднимающийся вверх от рифленого пола в передней части пульта управления – пережиток тех дней, когда для соблюдения правил техники безопасности было необходимо, чтобы машинист мог в любое время вручную управлять движением. Система экстренного торможения предназначена для того, чтобы выключить двигатель немедленно, если давление в системе упало по какой-либо причине. Особенно если эта причина – внезапный сердечный приступ или разрыв аневризмы у машиниста, который падает при этом на пол.
Лилли повернулась к Норме:
– Не сделаешь ли мне одолжение? Возьмись за этот рычаг на минутку.
Норма неохотно ухватилась за пружинящую ручку и нервно поджала губы.
– Сделано!
Лилли нашарила на полу свой рюкзак и вытащила оттуда рацию и бинокль. Поставив рацию на край окна, она поднесла бинокль к глазам и всмотрелась сквозь лобовое стекло в темную линию горизонта, едва видимую в свете яркой фары локомотива. Она видела отдельные рваные силуэты по обе стороны поезда, которые выбирались из леса, привлеченные светом и шумом. Однако тут же натыкались на защитный барьер рядом с путями, и это вызвало у Лилли мгновенное чувство удовлетворения. Защита против ходячих работала, и все шло в штатном режиме.
Тем не менее было достаточно темно, чтобы Лилли не сумела увидеть дым на горизонте.
Витки ядовитого дыма вкручивались в черные небеса не более чем в двух милях от идущего поезда, взмывали над верхушками деревьев и образовывали невидимое на первый взгляд пятно в огромной пропасти ночного неба. Правда, Лилли почувствовала запах жженой резины, но не придала этому значения, так как сочла его побочным продуктом работы раскаленного двигателя. Или, может, решила, что это запах горящего топлива. Они были все еще далеко от дыма, чтобы Лилли точно смогла распознать источник запаха.
Расстояние между ними и столбом дыма стремительно сокращалось, поезд поддерживал скорость около сорока миль в час, ходовая часть работала со звуком, напоминающим барабанную дробь – будто звучащую перед объявлением неких предстоящих изменений в их судьбе. Лилли уставилась на темное пятно на фоне неба. Оранжевые искорки потрескивали внутри его, мерцая откуда-то снизу в прожилках света. Неужели собирается гроза?