Зверь

Эллен взглянула на закрытую дверь кухни и почувствовала, как к нарастающей тревоге добавилось яркое ощущение чужой боли. После всего, что произошло между ней и Адамом, у неё внутри будто прорвало плотину. Эллен чувствовала, сопереживала, искренне думала о других, будто внутренняя защита дала брешь и поток эмоций, который она всегда держала в узде, вдруг хлынул, сметая всё на своём пути. Вся неприязнь к Пэтти куда-то испарилась, она искренне ей сочувствовала. Эллен было жаль Джо.

Толкнув дверь в кухню, Барр застала кухарку сидящей за одним из длинных столов. Пэтти увидела её и торопливо сунула под стол бутылку бурбона, стараясь скрыть следы распития. Это было бесполезно — кисловатый запах алкоголя Эллен почувствовала сразу, как вошла.

— Не думаю, что это лучший выход.

— Мне всё равно, что вы думаете, — отворачивая от неё мокрое от слёз лицо, ответила Пэтти.

— Я могу чем-то помочь?

— У вас своих проблем хватает, не беритесь за чужие.

Эллен не слышала в её словах злости или неприязни — это был её способ выражать мысли, простой и прямолинейный. Пэтти хотела сама справиться со своими бедами. Барр понимала её, как никто другой — она и сама была такой, пока в её жизни не появился Бишоп, который с готовностью взвалил себе на плечи заботу о ней. Эллен боялась, что так скоро отвыкнет быть самостоятельной, а ведь впереди целая жизнь и Адама Бишопа в ней не будет. От этой мысли где-то под рёбрами больно кольнуло. Барр сделала глубокий вдох и шагнула вперёд, в густой запах дешёвой выпивки.

— Мне, правда, жаль, Пэтти. Если вам нужны деньги, я…

— Нет, мисс, я не принимаю подачки. Я привыкла зарабатывать сама, — кухарка вдруг смягчилась, и, казалось, неожиданно для себя самой вдруг начала оправдываться. — Я приехала сюда восемь лет назад. У меня не было ни страховки, ни разрешения на работу. Зато был кредит за дом на имя бывшего и трое детей. Это Богом забытое место дало мне доход, и я тоже не верила в ту чепуху, что здесь говорят.

Пэтти вдруг замолкла и посмотрела в окно. Эллен посмотрела туда же. Вдалеке мелькнула белая масса, мерцающая в бледных лучах осеннего солнца остатками глянцевой автомобильной краски. Через ворота КПП въехала грузовая платформа с её машиной. «Шевроле» всё же сумели снять с дерева.

Барр, словно под гипнозом смотрела, как платформа медленно приближается к площадке открытого ремонтного цеха. Казалось, внутренности превратились в лёд — весь ужас и изумление, которые шквалом обрушились на неё тогда в лесу, вернулись вдруг с новой силой, когда изуродованная «Шевроле» оказалась в зоне досягаемости. Она могла дотронуться до неё рукой, могла увидеть, как скручены стойки крыши, словно кто-то отжимал с них воду, как отчётливо видны пять глубоких, неровных борозд, стоящих ровно в ряд.

— Вы знаете, кто такой Зверь? — Голос Пэтти вывел её из ступора. Эллен вздрогнула и повернулась обратно к ней. — Это оборотень. Человек в медвежьей шкуре. Они в разы сильнее и быстрее нас. Если вы всё ещё думаете, что такое, — она кивнула на окно, — мог сделать человек, то я — нет.

— Что вы хотите этим сказать? — глухо отозвалась Барр.

— Прекратите упираться рогами. Не будите лихо, пока оно тихо. Это не наша земля, нам тут не рады.

— Вы сами хоть раз видели его?! — воскликнула Эллен, закипая в очередной раз. Но теперь её взбудоражила не чужая глупость и россказни, не имеющие под собой логичного обоснования, а страх. Первобытный и безотчётный страх неизвестного.

— Бог миловал. Но вот Джо. Джо видел. Джо потерял ногу, потому что увидел.

Эллен словно приросла ногами к полу, не в силах сделать ни шагу. Разум погружался в бессознательное, отключая её от реальности, которая оказалась хуже самых изощрённых ночных кошмаров. Она сопротивлялась. Пэтти не могла быть права, всё это не имело никакого смысла, однако кто-то или что-то пыталось мешать ей, пыталось выдавить её из Форт-Келли, хотело напугать, но в то же время, будто куклу на нитке, дёргало назад. Голова закружилась, Эллен сделала неосторожный шаг и поморщилась, задев палец ушибленной ноги.

— У вас руки в саже, — Пэтти взглянула на её сжатые в кулаки ладони.

Эллен засучила рукава и посмотрела на свои запястья. Это была не грязь — на коже расплывались синюшные следы пальцев. Она, сгорая от стыда, дернула ткань вниз и спрятала руки за спину.

Барр не помнила, чтобы ей было настолько больно, когда Бишоп удерживал ей руки — все прочие ощущения поглотила безудержная страсть. Прислушиваясь к телу, она поняла, что не только мышцы ныли от непривычно тяжелых нагрузок. Саднила кожа.