Лучшая зарубежная научная фантастика: Сумерки богов ,

22
18
20
22
24
26
28
30

– Четверг.

– Дела плохи.

– Да уж, Растигеват. Заваруха изрядная. Есть и обширные культурные изменения – название этого континента продолжает колебаться между Арморикой, Аморикой и Амокирой. Довольно часто он вновь превращается в Новую Арморику, такое имя ему дали сразу после того, как сюда добрались воздушные корабли и началась Великая чистка. Два раза континент становился Новой Аримафеей – похоже, где-то в прошлом появился серьезный религиозный тренд, – а один раз он и вовсе обернулся Северной Аримачей – почему, я вообще не поняла. В Чосере три изменения, тысячи в разных лондонских регистрах, корабли с радикально отличающимися именами в стандартных историях Англии и Непризнанных Штатов, Просвещение на сто пятьдесят лет позже, и вся история с того периода сжалась, чтобы соответствовать. И еще, только не смейся, что я об этом говорю…

– Я никогда не смеюсь, – ответил я. Не соврал, кстати.

– Я знаю и ценю это. – Хорейси погладила мою руку. – В общем, в каталогах середины девятнадцатого века появилось несколько новых писателей. Насчет одного не имею никаких возражений; похоже, Перон устранил непоправимый урон Перкинса, и к нам вернулся Сэмюэль Клеменс. Похоже, в этот раз он пишет под псевдонимом Марк Трайн, и если судить по названию в каталоге публичной библиотеки, «Подлинная и романтическая история Бекки Тэтчер» теперь стала романом про ее парня, Тома Сойера, и есть еще какое-то продолжение про второстепенного персонажа из этой книги, Ирландца Джима. Я надеюсь, что нам удастся сохранить Клеменса… Помню, я любила его в детстве.

Никогда не понимал, почему люди любят читать выдумки; с моей точки зрения, они только захламляют память, пока ты пытаешься отследить, что реально, а что нет. Но я ценил то, что Хорейси это нравилось. Я положил ладонь на ее руку, которая опять сжимала мне предплечье.

– Это забавно и захватывающе, только сейчас исчезает целый мир.

– Растигеват, ты никогда не теряешь перспективы. – Она снова начала гримасничать/улыбаться.

Людям, от которых так и несет копами (причем один из них с римановыми глазами), просто так в Гейгер-банк не зайти, даже несмотря на то что они ведут себя как влюбленная парочка. Конечно, люди Брока не настолько тупые и препятствовать нам не станут, но с черного хода, скорее всего, разыграется крайне забавная сцена, когда местные посетители станут ломиться наружу и, разумеется, попадают, споткнувшись друг о друга. В общем, когда мы оказались внутри, было довольно тихо. Мы подошли к молодой девушке за стойкой.

Я, не обращая внимания на щелкающие счетчики Гейгера и крутящиеся цифры на экранах, сказал:

– Нам нужно поговорить с Безухим. Официальное дело.

– Я… – Девушка покраснела, и кожа цветом стала походить на ее рыжие волосы. Татуировки на воротнике нет, значит, свободнорожденная, но, как говорится, нужно немало поколений, чтобы выдавить из ирландца раба, и при виде властей некоторых из них буквально парализует, особенно в этой части города. – Я типа не в курсе, где…

– Все нормально, Бригд. – Действительно голландский акцент, но мужчина забавно сглотнул, идеально имитируя ирландский звук в конце имени девушки. К нам хромал человек без одного уха и со странным безволосым шрамом на голове. Похоже, цилиндр огораживания был тесноват или двигался, так как на руке, протянутой ко мне в приветствии, не хватало половины большого пальца.

Мужчине оказалось слегка за двадцать, широко поставленные глаза, квадратная челюсть, в его движениях читались непринужденность, уверенность и владение ситуацией, словно он родился Лийтом, а мы принесли ему пиццу. Я обычно лица не воспринимаю, но мне понравились и несимметричный локон черных волос над шрамом, и широкая зубастая улыбка, и мерцание карих глаз под густыми бровями.

– Я думал, вы доберетесь сюда раньше, – он чуть растягивал слова, – но хорошо, что вы наконец здесь.

Хорейси неожиданно замерла, как белка на полотне левитранса, и настолько широко раскрыла апертуры, что, казалось, сферы римановых глаз застлали черные пятна размером с четвертаки. Спустя секунду она шумно выдохнула и произнесла:

– Это честь встретить вас.

Я посмотрел на нее, потом на балласт, и тогда она все объяснила:

– Мистер Растигеват, это Фрэнсис Тируитт.

– Фрэнк, – поправил он. – Тут меня зовут Фрэнком – по крайней мере, з лицо. Мне такое имя нравится больше Безухого, поэтому для вас я тоже Фрэнк.