– Я знала, что она делала, но притворялась, будто мне ничего не известно. У нее не было будущего, не было помощи, все страдали от голода. Я брала муку и масло, которые она приносила домой, и не спрашивала, откуда взялись деньги. – Тахира не сводила глаз с бледного овала, в который превратилось лицо нарушительницы. – Они засняли ее гибель. Я потом наняла человека, чтобы найти это видео. Выкупить. Из ее смерти сделали товар для продажи на рынке. Как и из смерти твоей дочери. – Она ожидала, что винтовка опять поднимется, но ничего не произошло.
– Младшей тогда было шесть. – Тахира говорила равнодушно, без всякого выражения. – Я продала ее в вооруженные силы Мирового Совета, чтобы она не повторила судьбу сестры. Они называют эту процедуру спонсорством, но когда вписываешься туда, то отказываешься от всех прав на ребенка. Позже я потратила кучу денег, хотела выяснить, где она, и, когда дочке исполнилось четырнадцать, я ее встретила. На тренировочном задании по сдерживанию толпы. Она посмотрела на меня. – Тахира глубоко вздохнула. – И не узнала. Тогда мне уже повезло, я нашла работу в Североамериканском плейстоценовом заповеднике, и начальство выяснило, что я… талантлива. Это было много лет назад. Сейчас дочери уже за сорок.
Со стороны глиссера донесся тихий звон.
– А вот и наша львица со своим прайдом, – прокомментировала Тахира. – Это очень изящно выстроенная ловушка.
– Что мне делать?
– Думаю, уже слишком поздно. Он обязательно просканирует землю в поисках сигнатур человеческого размера, на случай если это все же ловушка и я привела полицию.
– Он меня не увидит, – Опять заскрежетало битое стекло ее смеха. – Нелегальные технологии всегда на шаг опережают легальные. Меня засекли твои датчики движения, но на сканере ты бы ничего не увидела.
– У него есть помощник в администрации и, возможно, доступ ко всей нашей сети безопасности. – Тахира пожала плечами. – Конечно, полный доступ во всем заповеднике только у меня, но все возможно.
– Тогда мы попали. – Женщина пожала плечами в свою очередь, выражение ее лица было неразличимо во тьме. – Что мне делать?
– Я хочу, чтобы он приземлился. – Гани закрыла глаза, когда мир вокруг пошатнулся. – Он считает меня свидетельницей, а значит, должен убедиться в моей смерти. Под сиденьем глиссера аптечка. – По лицу тек холодный пот, под мышками щипало. – Там сенсорное меню. Выбери стимулятор, человека, скорую помощь и дай два пластыря.
Она с трудом оставалась в сознании, не размыкая век, в желудке извивалась тошнота. Женщина протиснулась мимо нее, принялась копаться под сиденьем. Спустя секунду холодные пальцы ухватили запястье, закатали рукав, и Тахира почувствовала укол стимпластыря на внутренней стороне локтя.
– От этого кровь пойдет еще сильнее.
– Знаю. – Тахира выпрямилась, почувствовала прилив энергии, разогнавшей тошноту и тени вокруг. – Ничего не поделать.
Она прикоснулась к меню аптечки, выбрала два кровоостанавливающих пластыря, малый и средний. – Помоги с рубашкой. – Поморщилась, когда нарушительница обнажила ей плечо и руку. – Полностью накрой рану, малый используй на входном…
– Я знаю, как ими пользоваться.
Тахира вздохнула, когда женщина разгладила лекарство по входному и выходному отверстиям. Быстродействующий местный наркоз унял острую боль, осталась лишь неприятная пульсация, на которую уже можно было не обращать внимания.
– Вы на этих своих штуках целый госпиталь таскаете.
– Мы разрешаем туристам-экстремалам находиться на территории заповедника. – Тахира медленно вдохнула и выдохнула, оценивая уровень оставшейся боли. – Мы постоянно думаем о смерти. – Она оскалилась. – Ты же вместе с нелегальным мясом, наверное, и записи убийств продавала, да?
Женщина ничего не ответила, но, конечно, продавала. Иначе чем бы еще отличались ее стейки от фермерских или выращенных в автоклаве? Сам не можешь нажать на спусковой крючок, так хоть посмотришь, как животное умирало.
– Спрячься, – скомандовала Тахира. – Я перегоню глиссер и сяду перед прайдом. Он спустится и начнет меня искать.