Он пожал плечами. Взглянул на нее своими холодными голубыми глазами.
– Полагаю, я по-прежнему могу арестовать тебя по подозрению в пособничестве убийству.
– Никаких подозрений. Так и есть. – И Тахира все ему рассказала, откинувшись на все еще теплый пластик сиденья, пока машина зажужжала, оживая, и Шон поехал обратно в заповедник. Рассказала всю историю, начиная с экскурсии до засады охотницы и прибытия оператора.
Шон не произнес ни слова.
Гани закончила, когда они проехали в богато украшенные ворота заповедника, и закрыла глаза – выдохлась. В плече пульсировала тупая боль, которая явно грозила стать еще хуже.
– Охотница. – Шон припарковался в полуденной тени от солнечных батарей на крыше. – Удивлен, что ты не хочешь, чтобы я арестовал ее.
– Зачем? – Тахира открыла глаза. – Ее мир мертв, так же как и мой. Охотиться не на кого, дикого мяса больше нет. По крайней мере такого, каким она зарабатывала на жизнь.
– Она может вернуться, браконьерствовать.
– Не станет.
– Ты так уверена?
– Да.
Шон вздохнул:
– Значит, ты добилась справедливости. Львы убили мужчину, как и ту девочку. И теперь ты хочешь, чтобы я закрыл на это глаза. Ты думаешь, так все закончится?
Горечь в его голосе удивила ее.
– Ну, разумеется, ничего не закончится. – Она открыла глаза и спокойно посмотрела ему в лицо. – Не он заправлял операцией. Этот парень был всего лишь инструментом. Это слишком большой бизнес. Сомневаюсь, что это когда-нибудь закончится, Шон. – Одной рукой Тахира открыла электрическую дверь, удивившись, насколько тяжелой она ей показалась. – Для нашего вида смерть – это наркотик. И сейчас, когда мы вот-вот победим ее, человечество еще больше любит смотреть на чью-то гибель. – Она с трудом встала на ноги, когда Шон пришел к ней на помощь, и даже не покачнулась. – Но здесь это прекратится.
– И в этом ты тоже уверена?
– Да. Уверена.
Он поднял голову, взглянул на безоблачное голубое небо:
– Даже если ты умрешь?
– Если я умру, то информация, как все это остановить, попадет к тебе.