– Барри, – снова окликнула меня Джейн.
– Ему не нравится, когда ты с ним обращаешься как мать, – заявила Белинда.
– Ребенок, умолкни, а то пожалеешь.
Бриджит в притворном страхе распахнула глаза:
– Белинда, он не шутит!
Та зыркнула на меня с ненавистью, но промолчала. Лейла посмотрела в мою сторону недоуменно, Этан поднял голову, и я бы все на свете отдал за то, чтобы заполучить синдром Арлена на этот один-единственный миг и понять, о чем думает мой сын.
– Мне тут не нравится! – заявила нам с Этаном Бриджит, и ее глаза наполнились слезами. – Вы плохие!
Джейн поспешила ее обнять.
– Девочки, вы просто устали. Вот поужинаете и ложитесь в кроватку. А утром все будет хорошо.
Окситорин…
Кто действительно устал, так это я. Почти ничего не соображал. Но все-таки вспомнил слова Надутой: «Восприимчивость к генной модификации у каждого своя, наподобие того, как восприимчивость к холере зависит от группы крови».
Что-то не заметно никакого повышения заботливости у Белинды, наблюдающей, как Джейн нянчится с Бриджит. Таким взглядом можно кактус засушить.
Из кладовки, которой не существовало в пору моего владения дачей, Лейла вынула три спальных мешка. Детей уложили на полу в спальне. Этан удостоил лишь презрительным взглядом мешок, расстеленный для него в углу гостиной. Джейн и Лейле на двоих досталась кровать.
Мы с Этаном укладывались последними. Я залез на бугорчатый диван, выключив все источники света, кроме телевизора – перед ним сидел Этан и смотрел какую-то ерунду. С его прекрасного лица – и как только нам с Лейлой удалось сотворить этакое чудо? – сошла угрюмая мина, мышцы расслабились, и появилась улыбка нормального пятнадцатилетнего мальчишки.
Нормальный… Карлики не любят это слово и редко им пользуются. На то есть серьезные причины.
Но вот он, мой сын, и как тут удержишься от попытки достучаться до его сердца?
– Что смотрим?
– Ничего. – Мигом вернулась мрачность.
Меня это рассердило.
– «Ничего» ты бы смотреть не стал. Так что же?