– Найдешь себе другую.
Шеветта допила кофе, поставила чашку, вытерла рот тыльной стороной ладони.
– Работа – это все, что у меня есть. И ты, Сэмми, ты сам это знаешь. Ты сам ее мне нашел.
– А еще у тебя есть место, где спать, – там, на верхотуре. И этот придурочный старый раздолбай, который пустил тебя.
– Я его кормлю…
– И у тебя есть твоя собственная жопа, в целости и сохранности. А если некий хорошо обеспеченный джентльмен врежет тебе по известному месту мешалкой за то, что ты без спросу взяла его информационные очки, ситуация может сильно измениться.
Порывшись в карманах, Шеветта положила на стойку три никелевые пятерки за две чашки кофе и два доллара чаевых. Затем она храбро расправила обтянутые Скиннеровой курткой плечи. Негромко звякнули цепочки многочисленных молний.
– Нет. Отправлю это говно на дно залива, и никто ничего не докажет. Никогда.
– Невинное дитя, – вздохнул Сэмми.
Это звучало очень странно. Шеветта никогда не думала, что слово «невинность» можно использовать таким вот образом.
– Так ты идешь со мной?
– Зачем?
– Заговоришь Скиннеру зубы. Встанешь между ним и его журналами. Это там я их спрятала, за журналами. Тогда он не увидит, как я их вынимаю. Потом я поднимусь на крышу – и все, с концами.
– О’кей, – кивнул Сэмми. – Только я думаю, ты ищешь на вышеупомянутую жопу приключений. Доиграешься.
– Ничего, рискну.
Шеветта покатила велосипед к Скиннеровому подъемнику.
– Тебя не переспоришь, – еще раз вздохнул Сэмми и пошел следом.
В жизни Шеветты было всего три
Не нужно только путать
Шеветте крупно повезло в памятную ночь, когда она сбежала из Бивертонской колонии для малолетних, сумела, самой непонятно как, перелезть через колючую проволоку, но все равно та ночь была хреновая, до предела хреновая. О чем свидетельствуют шрамы, так и сохранившиеся на обеих ладонях.