Лампочка в салоне, само собой, не работала.
— Слушай, я вот про детей хотел вчера спросить, — несмело начал Аквист. — Ты их вообще любишь? Своих хочешь?
Бонни задумалась. Подперла кулачком щеку.
— Ну если честно, я их не очень люблю, — призналась она. — Но ведь у всех есть дети. Значит, и мне придется.
— Даже если не любишь?
— А что делать? — Бонни вздохнула. — Ведь так положено, Аквист. Хотя сейчас… я не знаю. Раньше я думала, что мое желание ничего не значит, а теперь, когда прочла Лердуса… Ведь всё не так трактуется, как принято считать, да? Про те же плоды, например. Что такое плоды? Все говорят, что плоды — это дети. А Лердус пишет, что плодом может быть совсем даже не ребенок, а что-то другое. Ту же притчу о плотнике взять.
Притча о плотнике была, по всеобщему мнению, одной из самых простых для толкования. Плотник этот ходил по городам и селам, и строил дома. И как-то повстречал спустившегося в Мир Триединого. И спросил у Триединого — не пора ли мне прекратить строить дома, и, уподобившись живому древу, начать приносить плоды? Триединый покрутил трижды пальцем у виска и пошел дальше. Суть притчи проста — ты и сам всё понял, и нечего было задавать Триединому дурацкий вопрос. Конечно, ты должен остановиться и наплодить побольше ребятишек.
— А теперь я думаю, что Триединый имел в виду не это вовсе, — вздохнула Бонни. — Тот плотник, он и так принес достаточно плодов, потому его плоды — это построенные им дома. Которые его переживут, и будут даже после его смерти полезны многим. У Лердуса красиво про это написано.
— А что там написано? — Аквист, как историк, конечно заинтересовался.
— Сейчас попробую по памяти, — Бонни подняла глаза. — За-ме-ча-тель-но написано, Аквист. Минуточку. Так… «Плод твой — не есть ребенок, выходящий из чресл твоих, он может быть подобен дыханью ветра, не содержать никакой иной субстанции, кроме духа; и не делается плод от этого меньше и незначительней. Ты можешь облечь плод свой в древо и камень, можешь заставить его светиться путеводной звездой; но не перестанет от этого быть плодом дело рук твоих и духа твоего».
— Ого, — только и сумел сказать Аквист. — А вот это было круто. То есть он, считай, говорит, что плод — это любое твое творение? Подобен дыханью ветра — это ведь про мысль, да? Я прав?
— Ага, — кивнула Бонни. — Выходит, что плод — это просто то хорошее, что некто сделал в своей жизни. Сделал, Аквист, а не родил. Построил дом, посадил сад, написал книжку. Да что угодно, главное, чтобы это что-то пережило его самого. У нас плод — это ребенок. И ничего больше.
— Н-да… — протянул Аквист. — Неожиданно.
— Ну и вот, понимаешь… Аквист, я не люблю детей, — потупившись, призналась Бонни. — Нет, иногда они милые, даже лапочки, но мне они не нравятся. Я люблю… — она потупилась. — Я люблю красиво одеваться, люблю постановки всякие смотреть, спектакли, фильмы. Море люблю.
— Ты же всего один раз на нем была, — напомнил Аквист.
— Ну и что? Один раз, да, и полюбила. Читать люблю. А детей… как-то не очень.
— Ты понимаешь, что уже сейчас наговорила на анафему? — тихо спросил Аквист.
— Еще бы! Конечно, понимаю, — Бонни тяжело вздохнула. — Попробуй скажи при ком такое — вмиг уделают.
— Слушай, я вот одного никак не могу уяснить, — осторожно начал Аквист. — Ты же не глупая вовсе. Ты же умная! Зачем притворялась глупой так долго?
— Ты дурак, что ли? — Бонни искоса глянула на Аквиста. — Девушке не положено умной быть. Даже если она греван.
ebooksa