Ярко освещенный «Титаник» неподвижно замер на поверхности моря.
Все еще не отойдя от пережитого, Юрий выбрался наверх. И то, что происходило минувшие четверть часа, помнилось ему как какой-то нелепый фантастический сон.
Ростовцев увидел компанию пассажиров, оживленно обсуждавших происходящее.
Вместе они являли собой прелюбопытнейшую картину. Несуразное смешение стилей одежды: купальные халаты, вечерние туалеты, меховые пальто, свитера. Слышались разговоры:
— Учения? Они бы лучше провели свои дурацкие учения завтра, после обеда.
— Неслыханно! Мы дрейфуем, как дохлая каракатица! И это называется новейший лайнер!
— Не пройдет и нескольких часов, как мы снова тронемся в путь.
— Зато теперь у нас больше времени для игры в бридж!
— Можешь себе представить? Мы столкнулись с айсбергом, и пребольшущим, но уверен, это не опасно.
Один подбрасывал на ладони кусок льда величиной с карманные часы. С серьезным видом сосед его осведомился:
— Зачем вам, дружище, эта ледышка? Или вы хотите увезти ее к себе домой в Миннесоту в качестве сувенира?
Должно быть, подумал Ростовцев, они пока что гонят от себя мысли о случившемся, пытаясь их заглушить натужной бравадой и виски с бренди. Или просто не верят, ибо
Бесцеремонно расталкивая попадающихся на пути, широко шагал еще встрепанный со сна Лайтоллер, обьявляя громким голосом:
— Леди и джентльмены! По распоряжению капитана, прошу вас надеть спасательные жилеты и пройти на палубу. Просим сохранять спокойствие и выполнять указания команды. Это учебная тревога.
Юрий сделал было шаг в сторону второго офицера. Тот встретил его взгляд, и лицо мистера Чарльза на долю секунды окаменело. Затем его исказила горькая усмешка, тут же сменившаяся прежней хмурой озабоченностью. Ростовцев понял: все, чем он занимался на корабле последние пару дней, уже потеряло смысл.
Элизабет, ощущая подступивший страх, оглянулась. Как назло тут не было ни одного офицера. Наконец, она цепко ухватила за рукав пробегавшего мимо стюарда.
— Что случилось? — спросила она.
— Не понимаю, мэм, о чем вы? — но его бледное, напряженное лицо сказало ей все лучше всяких слов.
— Мистер, не знаю как вас там…
— Макартур, мэм!