Кайноzой

Вслед за Михаилом я протиснулся в ворота, огляделся.

Ну, дачный посёлок, как его ни назови, всюду одинаков. Проезды, ограды, домики и зелень вокруг. Различаются лишь детали: проезды заасфальтированы, выложены плитами, или это просто утоптанная земля; между участками штакетник или забор выше человеческого роста; домики одноэтажные деревянно-щелястые или шале-бунгало в два-три этажа с башенками; вокруг домиков растут одичалые яблони и лучок с укропчиком на грядке или же разбиты альпийские горки с канадскими клёнами и японскими вишнями.

Этот посёлок был ближе к эконом-варианту. Нет, дома большей частью были в два этажа, но деревянные и старые. Сады тоже запущены, заборчики покосились, дороги отсыпаны щебёнкой и едва угадываются.

– Сдаётся мне, что здесь жила небогатая творческая интеллигенция, – сказал я. – Из числа тех, кто вначале ругал советскую власть, а потом капитализм.

– Верно, – сказал Михаил, не оборачиваясь. Он посмотрел на экран смартфона, где была выведена какая-то схема, кивнул. – Нам туда. Сигнализация сработала поочерёдно в четырёх домах, они шли из дома в дом.

– Да кто они? – спросил я. – Что тут брать-то? Я бы в такой посёлок и не зашёл… – Я быстро поправился: – Если бы был мародёром.

Бедренец посмотрел на меня с подозрением, кивнул и уверенно пошёл по краю дорожки, стараясь не шуметь и особо не светиться. Смирившись, я двинулся за ним.

Вначале мы увидели машину – старый «фордовский» пикап. Машина была пустая и стояла возле ворот одной из дач. То, что это пикап, меня обрадовало. Вряд ли кто-то ехал в кузове, значит, нам противостоит максимум два-три человека.

– Ага, – прошептал Бедренец с удовлетворением. – Крупный зверь попался. Мы его пару лет не можем взять с поличным.

Мы миновали одну за другой три дачи – во всех двери были взломаны фомкой, но аккуратно притворены. В четвёртой дверь оказалась открыта, да и внутри поблёскивали лучи фонарей. День был слишком пасмурный, чтобы работать внутри дома при свете из окон.

– Теперь тихо, – прошептал Бедренец.

– Не учи учёного…

Мы проскользнули в сени. Или пристроенная к дому прихожая в Питере и его окрестностях как-то иначе должна называться? Вестибюль? Какой-нибудь особый такой вестибюль.

Ну, пусть будет летний вестибюль, что мне, жалко что ли.

Мы проскользнули в летний вестибюль дачи, хотя если посмотреть повнимательнее – сени они и есть сени. Ящики и лари со всяким хламом. Маленький стол, на нём початая и надёжно закрытая бутылка водки – древний русский оберег от воров, по преданиям, не мешающий им воровать, но заклинающий не мусорить и не жечь.

На вешалках висела заплесневелая и полусгнившая одежда, на полу стояла древняя обувь. В завалившемся на пол валенке попискивало, похоже, там было целое мышиное гнездо. Это хорошо. Значит, восставших рядом нет.

Михаил беззвучно прошёл через внутреннюю дверь в комнату. Я за ним.

И мы сразу же увидели мародёров.

Их было двое. Мужчина в возрасте хорошо за сорок, лысоватый, в очках, с пузиком, выпирающим из-под расстёгнутой ветровки. Он стоял у старого книжного шкафа с распахнутыми стеклянными дверцами, боком к нам, но был так увлечён грабежом, что нашего появления не заметил. Рядом с ним, спиной к нам, стоял подросток лет пятнадцати, даже не поймёшь, мальчик или девочка. В руках подросток держал мощный фонарь, которым светил на книгу в руках мужчины.

– Вот она, Петя, – произнёс мужчина, развеяв мои сомнения о поле подростка. – Вот она! «Властительница надводная»! Двенадцатый и последний роман Илоны Жемчужной из серии о Дарье Чудиковой и Ктулху. Почти весь тираж погиб в типографии во время Катастрофы.