В поле зрения

Неужели он настолько испугался, что решил порвать все концы со сверхъестественным миром? И первым делом — с ходячим источником неприятностей, то есть, со мной?

А как бы ты поступил на его месте, Ник?

— Я дня на два в запой уйду, — продолжил он. — Нет, лучше на неделю, чтобы мозги прочистить. А потом мы им всем покажем!

Я расслабился. Похоже, я его неправильно понял. Он собирался только уйти ненадолго в себя, чтобы разобраться во всём и переварить случившееся. Боюсь, что если он действительно уйдёт в запой на неделю, как обещает, то от его воспоминаний ничего не останется, и мне придётся ещё раз доказывать свои слова. Хотя, как выяснилось, для этого и только нужно, что поставить рядом меня и Алексея и дать нам поболтать минуты три, не больше — через четыре он из меня котлету сделает, если не перестарается.

— Ты только не суй голову в петлю раньше времени, идёт? — серьёзно сказал он. — И попробуй найти Джона, раздобудь у него… не знаю… гранатомёт или Гаттлинг что ли… а то, боюсь, после ещё одной такой стычки от тебя мокрого места не останется.

Я тут же вспомнил револьвер, который чересчур поспешно сдал в полицию. Хотя и говорят, что пушки детям не игрушки, но, похоже, револьвер — мой единственный способ выживания на текущий момент. Я не настолько меткий, чтобы каждый раз стрелять по ушам, как с покойным Михаилом. Да, травматика бьёт больно, иногда даже с ранами, но зима близко, и враги всё больше похожи на моржей с толстыми шкурами. Стрелять на поражение я всё равно не буду — не смогу, да и не захочу. Достаточно в руки, в ноги не стоит — можно истечь кровью, и тогда я, получается, убью человека. Нет, я не такой.

— Удачи, — бросил напоследок Рома.

Я закрыл дверь, понаблюдал, как он сдаёт назад и разворачивается. И пошёл по узкому, наполовину занятому нагло припаркованными автомобилями, тротуару мимо воняющего мусоровоза.

Погода была просто отличная на улице, особенно если учесть, что недавно прошёл сильный дождь, что не так часто бывает в ноябре. Да, дыхание зимы уже чувствуется, и влажный воздух пробирает до костей, но если не заходить в тень, то вполне себе ничего, можно сказать, тепло. До Анапы, конечно не дотягивает. Эх, сейчас бы прилечь куда-нибудь, очередная бессонная ночь совершенно выбила меня из колеи, а эти приключения, свалившиеся на мою голову, истощают все жизненные силы. Мне чертовски захотелось отдохнуть от всего. Сплавить Сашку родителям, взять отпуск за свой счёт (хех, где же я этот счёт возьму?) и закрыться от всего мира. Умотать куда-нибудь в Финляндию или в Швецию, забыть мобильник дома и потеряться на добрый месяц. А потом, уже под новогодние праздники, вернуться и спокойно проработать остаток года.

Но, ещё даже не повернув за угол Семёновской пятиэтажки, я ушибленным копчиком почувствовал неладное. На самой границе сознания зашевелился крохотный червячок, ставший настойчиво подтачивать мои твёрдые намерения взять перерыв. И когда я всё-таки повернул за угол и упёрся носом в бело-красную машину скорой помощи, меня ударило током.

Нет.

Что здесь делает скорая?

Нет. Только не это.

Не бывает совпадений. Я не верю в них. Не может скорая просто так остановиться у подъезда Семёна. На фоне происходящих со мной событий вероятность…

Нет, только не Сашка! Только не опять! Зависимость не должна была появиться так рано! Он вёл себя совсем нормально, не было никаких признаков. Никаких! Я даже мысли его читал! Неужели я что-то упустил?

Скорая была пуста, даже водитель куда-то делся. Обычно занятые старушками скамейки у подъезда тоже пустовали, но металлическая дверь внутрь дома была настежь открыта, подпёртая здоровенным булыжником. Я, почувствовав, как у меня повышается пульс, и кровь начинает стучать в ушах, быстро вошёл в подъезд. Лифта нет, мимо меня они не пройдут — дом старый, хрущёвка, даже без мусоропровода. Я торопливо взбежал по лестнице на последний, пятый этаж и увидел распахнутую дверь в квартиру Семёна. У меня ёкнуло сердце, а тёмные мысли настойчиво попросились в разум. Многочисленные образы, один ужаснее другого, возникали в моём воображении и тут же умирали, стремительно сменяясь один на другой. Мне показалось, что я услышал чей-то злой шёпот, но на самом деле тишина стояла гробовая. Мёртвая. Я встал в нерешительности у самого порога, пытаясь успокоить себя и собраться с мыслями, настроиться на адекват, но с тем же успехом я мог подняться на крышу и попытаться взлететь, бешено размахивая руками. Я сделал глубокий вдох и между двумя ударами сердца переступил порог. На мои плечи обрушилась атмосфера уныния, обречённости и едких угрызений совести. Мне показалось, что я услышал детский плач, где-то очень-очень далеко, на самой границе слуха. И тут я увидел людей.

Квартира у Семёна была маленькая, однокомнатная. Как входишь — ты в маленькой, два на два, прихожей. Прямо по курсу, на почти такой же крохотной кухне, за столом сидит бригада скорой помощи и, негромко переговариваясь, что-то пьёт. Справа ванная с туалетом, комната пуста. Слева зал, заставленный мебелью, в котором были ещё люди. Их было человек семь или восемь, почти все пенсионеры, большая часть — женщины, многие плачут. Знакомое лицо только одно — Семён.

Я никогда не видел его таким мрачным и грустным.

— Молодой человек, Вы к кому? — спросила меня одна дородная тётка с красным, но не зарёванным лицом. — Вы дверью ошиблись!

Она говорила шёпотом, но в тишине её слова были громоподобны. Она схватила меня за рукав и захотела вывести из квартиры, как меня заметил мой напарник.