В поле зрения

— Маша, подожди, — голос у него был неожиданно хриплый, тусклый, безжизненный. — Это Коля, мой друг.

Друг. Он никогда не называл меня до этого другом, хотя мы оба знали, что это не нужно. Не напарник, не коллега, не знакомый с работы. Друг.

Маша посмотрела на меня так, будто я был одним из тех, кто ходит по квартирам и втюхивает всем подряд инновационные пылесосы, но, ничего не сказав, отвернулась и ушла утешать одну из плачущих женщин.

Семён подошёл ко мне и знаком поманил меня на лестничную площадку. Мы вышли, он закрыл за собой дверь.

— Семён, я… — начал я, но он меня перебил. На меня он не смотрел — он как будто говорил с крошечным окошком на стене подъезда.

— Сашку твоего похитили.

Я сразу обо всём догадался.

Наумов обещал мне неприятности, если я не соглашусь на него работать — и я получил их. Грязный приём с его стороны — проследить за Сашкой, вломиться в квартиру Семёна и, пока того нет дома, схватить пацана и утащить в машину. Жена Семёна, конечно же, сопротивлялась, отчего получила пулю в лоб. Оттого и бригада скорой сидит без дела — спасать некого. Мёртвым помощь не нужна.

— Когда? — выдавил я их себя.

— Около часа назад. Я был тогда на работе, видел, как ты тыришь патроны для травматики. Меня вызвал врач из скорой, объяснил, что случилось.

Час назад.

Меня прошиб пот.

Наумов знал, что я не соглашусь на сделку, поэтому решил действовать одновременно по нескольким направлениям. Так он был уверен, что я не смогу защитить Сашку. Вот только похитителям помешала одна женщина, почти пенсионерка.

— Как… как это случилось? — ошарашенно спросил я, пытаясь сохранить остатки тактичности. — Они её…

— Нет, — Семён решительно покачал головой. — Она уже пару дней жаловалась на сердце — погода вон как меняется. Ничего, поправится.

Я опешил, уже в который раз.

— Так она — жива?

Семён медленно повернулся ко мне и посмотрел на меня так, будто я только что догадался, что небо синего цвета, а вовсе не зелёного.

— Конечно жива, — нахмурился он. — С чего ты взял, что она мертва?

— Ну, я… — я растерялся. — Пьющие медики за столом, плачущие родственники, везде двери распахнуты…