В поле зрения

22
18
20
22
24
26
28
30

— Не такая уж и беспонтовая, — вспомнил я. — Благодаря ей он выскользнул из наручников, а руками его вообще схватить невозможно было.

— Но его всё равно жалко. Ты же знаешь, что это с ним сделал его отец?

— Да. Жалко его было. Но моего брата мне жаль ещё больше.

— Прости, я не хотела, чтобы так всё закончилось. Если бы не я, то ты бы смог…

— Не извиняйся, — остановил её я. — Если бы ты не пришла, то здесь сейчас лежали бы и я, и Сашка, и Джон.

— И Наумов. Мне очень жаль твоего брата, Коль.

Она утешительно обняла меня, и затем внезапно сказала:

— Господи! Да ты дрожишь весь! Сейчас, подожди…

Я не знаю, что она сделала, наверное, включила свою способность, и я внезапно ощутил исходящее от её тела тепло. Я согревался в её объятиях, наблюдая, как на её волосах быстро тает снег.

— Удобно, — заметил я, хотя моя голова тут же забилась совершенно другими вещами.

Чёрт, как же редко кто-то вот так тепло обнимает меня.

— Да, есть немного. Согрелся?

— Ага, спасибо.

Она отстранилась от меня и, как мне показалось, слегка покраснела от смущения.

— Есть важные вести, — сказала она, отмахиваясь от крупных снежинок, стремившихся благодаря ветру залепить ей всё лицо. — Наумов отвертелся от всех обвинений, хотя я до сих пор не понимаю, как.

Я вздрогнул, и у меня внутри всё сжалось до состояния сингулярности.

— Мы же знали, что его поддерживает правительство, — заметил я. — К тому же, у него офигеть сколько денег — коррупцию никто не отменял.

— Верно, — согласилась она. — Но сегодня утром он созвал пресс-конференцию прямо у себя в палате и объявил, что подаёт в отставку. Он уходит из правительства, значит, такой поддержки у него, как раньше, не будет. Это единственная хорошая новость.

— Я думаю, ничего не изменится, — не согласился я. — Вся поддержка у него была неофициальная, солдат он в любом случае не имел права использовать, как и другие вещи проворачивать. Я думаю, что теперь ему плевать, кто он официально. Ничего не изменится, хотя, ему на некоторых фронтах, может быть, станет чуть труднее работать, и придётся чуть больше давать на лапу — вот и всё.

— Блин, умеешь ты всё испортить, — она замялась. А затем сообщила мне ещё одну весть, далеко не такую приятную, как предыдущая: — Алексей сбежал из больницы.