— «Глорианна».
Под сиденьем она нашла газету и протянула ему.
— Прикройся ею, милый. Я скоро вернусь.
Бонни Ли отсутствовала пятнадцать бесконечных, невыносимых минут. Когда наконец она вернулась, то сразу села за руль. Они двинулись на запад, нашли торговый центр и припарковались возле него, среди множества других машин.
— Прости, что меня так долго не было, — сказала она. — Понадобилось время, чтобы найти подходящего полицейского-одиночку и расколоть его. Твоя «Глорианна» уже отчалила — за двадцать минут до нашего появления. А за десять минут приехала полиция. Насколько я смогла выяснить, им удалось узнать, что твои вещи из какого-то дешевенького отеля перевезли в «Элайзу», а потом погрузили на борт «Глорианны». Поэтому они решили, что и сам ты находишься там же. Они считают, что теперь тебе никуда от них не деться, потому что береговой охране уже дали знать и с минуты на минуту ждут вестей о твоем задержании. Знаешь, они уверены, что и двадцать семь миллионов тоже находятся на борту, так что места себе не находят, бедняги, от нетерпения. Было бы любопытно узнать, что же погрузили на «Глорианну»?
— Так, ерунда. Личные вещи. Все вместе не стоит и двухсот долларов. Есть даже пара коньков.
— Пресвятая дева Мария! Коньки!
— Мне некуда теперь деваться, Бонни Ли.
— Я бы очень хотела выслушать все с самого начала. Может быть, вернемся назад к Берни?
— Я бы не хотел туда возвращаться.
— Что нам нужно сейчас, так это где-нибудь спокойно поговорить. Последнее место, где они станут искать тебя — это общественный пляж. О"кэй?
— О"кэй, Бонни Ли.
Рев автомобиля делал всякий разговор во время езды невозможным. И вот около десяти часов утра они уже сидели на скамейке в маленьком открытом павильоне и смотрели через широкую полосу пляжа на голубые волны Атлантического океана. Несмотря на то, что стоял будний апрельский день, на пляже загорали сотни людей. Спрятаться было некуда, побег сорвался. Кирби чувствовал себя загнанным и беспомощным.
— Давай выкладывай все, как есть, и тебе станет легче, милый.
Он рассказал ей все. Нарисовал серую неотвратимую вереницу фактов без единой краски и проблесков надежды. Чем дальше рассказывал, тем больше мрачнел. Начал Кирби с совещания, которое состоялось после похорон дядюшки Омара, и завершил рассказ утренним звонком Джозефа.
Замолчав, он опустошенно посмотрел на нее и спросил после паузы:
— Думаешь, стоит попытаться объяснить им все это?
— Кто же тебе поверит? Черт возьми, Кирби, да они подумают, что ты водишь их за нос.
— Но ты, ты-то веришь мне?
— Я люблю тебя. Ты помнишь? Во всяком случае, я помню! Но даже мне поверить в твою историю, клянусь богом, нелегко, а уж всем остальным!.. Да, трудно поверить. А Карла! Что за странное имя! Милый, после тех троих, ты, должно быть, действительно был приятно удивлен, когда я запрыгнула к тебе в постель.
ebooksa