Девушка, золотые часы и всё остальное

22
18
20
22
24
26
28
30

Каким же образом дядюшка Омар приобрел деньги? Каким образом он нажил свой огромный капитал? Не мелким же воровством по магазинам! А что такое, собственно, капитал, принялся размышлять Кирби. Не что иное, как абстракция, тесно связанная с циркулированием неких кусочков бумаги. Манипуляции с ценными бумагами после уяснения основных принципов не должны оказаться слишком уж сложными. Кирби представил себе дядюшку Омара, деловито использующего время красного часа, делающего необходимые отметки в разных бумагах. Красное время давало ему те же преимущества, которые дает знание будущего! Ну а затем, после накопления достаточной суммы, он мог спокойно передать все дела Корпорации Креппса. Деньги, как известно, к деньгам, — когда их, конечно, много.

Но если Омар Креппс понимал, какую опасность несет его изобретение человечеству, почему же он не унес его с собой в могилу?

Разгадка, вероятно, заключалась в самолюбии дядюшки Омара. Кто-то же должен был узнать о его гениальности! Вот почему он избрал Кирби своим наследником, преемником этой фантастической власти, посчитав его способным нести бремя и успешно пользоваться плодами. Чтобы подготовить племянника, он дал ему блестящее образование, чтобы оно помогло тому в раскрытии всех возможностей полученного изобретения. Выбор предметов, на изучение которых дядюшка настаивал и которые казались тогда никому не нужными, теперь приобретал новый смысл. Социология, психология, философия, древняя история, археология, языки, семантика, эстетика. И после колледжа в течение одиннадцати лет избранник Омара Креппса не просто проживал годы, а продолжал свое обучение, упражняясь в принятии самостоятельных решений. Его с этим не торопили, не тормошили, он учился делать все не спеша, хорошенько обдумав, но обязательно соблюдая секретность и осторожность. Одинокий образ жизни должен был стать для него привычкой.

Кирби понял, сколь идеальную для обладателя абсолютной власти подготовку он получил. Риск того, что устройство послужит как инструмент для насилия, для случайных развлечений и в целях наживы, сведен до минимума. Нового владельца подготовили к использованию изобретения на благо всего человечества.

Но почему, в таком случае, дядюшка Омар заблаговременно не открылся ему? Считал ведь он, что у Кирби недостаточно сил и душевной твердости, и обращался с ним терпеливо, и даже сказал как-то мистеру Винтермору, что племянник — простофиля. Так что не логичнее ли было все-таки объясниться заранее? А вместо этого он, как будто сознательно, запутал ситуацию. Отдал только часы, без объяснений. Сначала — часы, а год спустя — письмо. Кирби уже знал, что письмо как-то связанно с часами. Но почему через год?

А что, если б он засунул часы куда-нибудь и забыл бы о них? Если бы, находясь в самолете, в автомобиле или в поезде стал, ни о чем не подозревая, передвигать серебряную стрелку. И почему дядюшка Омар дал ему и Вильме Фарнхэм такие инструкции, что сразу после его смерти они оказались в крайне затруднительном положении? Он, конечно же, не мог не предвидеть, что это произойдет.

Распутать сей головоломный узел Кирби никак не удавалось.

Впервые самым тщательным образом он изучил часы. Выгравированные инициалы О.Л.К. едва виднелись. Рядом с головкой находились маленькая выемка — для открывания задней крышки. Поколебавшись немного, Кирби подцепил ее ногтем и вскрыл. Внутри оказался еще один корпус цельнометаллический. На внутренней поверхности крышки было выгравировано еще что-то, точно таким же шрифтом, что и инициалы на другой стороне. С некоторым усилием Кирби перевел с латыни: «Время ждет лишь одного». Выражение весьма характерное для своеобразного юмора Омара Креппса. Кирби захлопнул крышку и впервые задумался над сущностью самого открытия. Естественно предположить, что для такого сильного воздействия на пространство и время необходим мощный источник энергии. Часы были довольно тяжелыми. Конечно, замедлить время невозможно чисто механическим путем. Кирби поднес часы к уху, и опять ему показалось, что он слышит звучание слабой музыкальной ноты, напоминающее гудение далекого ветра где-то в проводах высокого напряжения. Интересно узнать, как долго смогут они работать. Информация об этом, по-видимому, содержится в письме.

А что если Винтермор пробовал переводить серебряную стрелку, когда часы находились у него? Кирби почувствовал внезапное раздражение. Как мог дядюшка Омар, с его умом, так много отдать в руки случаю!

Что же дальше? Тщательно и аккуратно планируя каждый шаг, он сможет, с помощью часов, решить любые вставшие перед ним проблемы. Но прежде всего он должен успокоить общественное мнение, загасить интерес к своей особе и впредь избегать новых вспышек. Всеобщая известность, как прекрасно понимал дядюшка Омар, делает жизнь совершенно невозможной. Тебя найдут и на краю земли — сумасшедшие, вымогатели, фанатики, маньяки или репортеры.

Начало получилось неудачное. То, что он допустил, чтобы часы попали в руки Бонни Ли, было непростительным нарушением оказанного ему доверия. С часами следует обращаться с осторожностью и почтением, как с кобальтовой бомбой. Четырежды он попытался сбежать из-под опеки дядюшки Омара в непритязательную жизнь малых достижений и скромных удовольствий, в жизнь среднего обывателя. Теперь для этого утерян последний шанс. Если только он не струсит и не откажется от взваленной на него ответственности, разбив часы или забросив их в море. Сейчас, однако, даже думать об этом безумие: как-то же надо выкарабкиваться из того положения, в котором он очутился.

У него снова оставалось пять минут. Кирби посмотрел на Бонни Ли и внезапно мощная волна желания поднялась в нем. Его влекло к этой девушке неудержимо, но в бурном порыве чувства появилось что-то новое, прежде небывалое. Год назад в Риме его тоже тянуло к женщине, которую звали Энди, тянуло ничуть не меньше, но тогда, издерганный неудачами, он весь находился в каком-то болезненном перенапряжении. Постоянное разочарование раздувало значение секса до размеров чудовищной преграды, взять которую становилось чуть не главным делом жизни. Все прочие стороны его существования были ущерблены и унижены: он мало о них думал. Душа его превратилась в непропорционального уродца с огромной головой и хилыми недоразвитыми членами, на все его дела и поступки легла печать неуверенности и неудачи. Теперь все встало на свои места. Значимость секса уменьшилась, в душе восстанавливалась гармония частей. Секс переставал быть манией. Из сферы нездоровых вожделений и мечтаний Кирби вступил на твердую почву. Отдаваясь порыву страсти, он чувствовал счастливое умиротворение и безоглядное спокойствие. Даже в шутливой форме он не мог бы подумать сейчас о том, о чем раньше болезненно грезило его истомленное воображение.

Я был хромым, подумал Кирби, я видел, как все вокруг весело ходят, бегают, и прыгают, и сознание ущербности окрашивало каждый мой шаг. Я только изо всех сил старался делать вид, что у меня ноги в порядке, чтобы никто не заметил, что я — инвалид. Теперь же я твердо стою на ногах, я выздоровел, и хотя радость и желание двигаться по-прежнему не оставляют меня, я понял, что ходить — не значит жить. Жизнь этим не исчерпывается. Я стал полноценным человеком.

Кирби подошел к Бонни Ли, наклонился и, едва коснувшись ее неподвижных губ, перешел в мир света, движений и красок. Мягкость и тепло вернулись мгновенно, и она, вздрогнув, вскрикнула от неожиданности. Ее карие глаза сузились.

— Совсем незаметно, — прошептала она, — я чуть не выпрыгнула из туфель ты, паршивец! Это то, к чему никогда нельзя привыкнуть, милый.

Бонни Ли, вытерла крем с пальцев, вышла в соседнюю комнату и закрыла входную дверь. Вернувшись, скользнула в его объятия, легко поцеловала его в подбородок и широко, сладко зевнула.

— Кирби, я совершенно измотана. — Она высвободилась из его объятий, присела на кровать и снова зевнула. — Не подходи к окну, а то тебя заметит кто-нибудь их моих любопытных старушек.

— Нам есть о чем подумать, Бонни Ли.

Она сбросила босоножки и вытянулась на кровати.

— Не хочу ни о чем думать, пока не посплю. А ты не желаешь вздремнуть?