Магнус Ридольф

Дверь открылась, и в библиотеку, будто привлеченный телепатическим призывом, заглянул бонза собственной персоной. Заметив позы и выражения лиц Паскоглу и Ридольфа, настороженно взглянувших на него, бонза смутился: «Я помешал вам говорить наедине?»

«Мы говорили наедине, – подтвердил Ридольф, – но, так как мы говорили о вас, было бы полезно, если бы вы присоединились к нашему разговору».

«Я к вашим услугам, – бонза зашел внутрь и закрыл за собой дверь. – Насколько продвинулось ваше обсуждение?»

«Возможно, вам известно, что прошлой ночью был убит Лестер Бонфис, антрополог».

«Я слышал об этом».

«Мы знаем, что вчера вечером он разговаривал с вами».

«Так оно и было, – бонза глубоко вздохнул. – Бонфис находился в трудном положении. Никогда еще я не видел человека настолько подавленного. Бонзы планеты Падме – в особенности братство ордена Исавест, к которому я принадлежу – исповедуют альтруизм. Мы предоставляем конструктивные услуги любому живому существу, а также, в определенных обстоятельствах, некоторым неорганическим объектам. Мы считаем, что сущность жизни выходит за рамки протоплазмы, и что, фактически, жизнь зародилась в результате простого – или, возможно, не такого уж простого – движения. Случайное соприкосновение одной молекулы с другой – разве это не один из аспектов жизнеспособности? Почему же не предположить, что каждой индивидуальной молекуле свойственно сознание? Подумайте о том, какое брожение мысли нас окружает! Представьте себе возмущение, которое, возможно, возникает, когда мы наступаем на комок земли! Именно поэтому мы, бонзы, ходим как можно осторожнее и внимательно следим за тем, куда ступают наши ноги».

«Ага, хм! – прокашлялся Паскоглу. – Чего от вас хотел Бонфис?»

Бонза задумался: «Мне трудно это объяснить. Он был жертвой множества мучений. Судя по всему, он стремился вести благочестивую жизнь, но при этом руководствовался противоречивыми концепциями. Поэтому его раздирали страсти: подозрения, эротические влечения, стыд, смятение, ужас, гнев, возмущение, разочарование и замешательство. Кроме того, по всей видимости, он начинал бояться за свою профессиональную репутацию…»

Паскоглу прервал эти рассуждения: «Чего, конкретно, он хотел от вас?»

«Ничего определенного. Вероятно, он нуждался в успокоении и поддержке».

«И вы удовлетворили его потребности?»

Бонза бледно улыбнулся: «Друг мой, я посвятил свое существование глубоким мыслительным процессам. Нас учили разделять левое и правое полушария мозга, чтобы у каждого были два независимых ума».

Терпение Паскоглу истощилось – он собрался было задать очередной вопрос, но Магнус Ридольф вмешался: «Бонза хочет сказать, что только глупец попытался бы решать проблемы Лестера Бонфиса словесными увещеваниями».

«Отчасти в этом заключался смысл моих высказываний», – подтвердил бонза.

Паскоглу в недоумении переводил взгляд с Ридольфа на бонзу и обратно; в конце концов он с отвращением воздел руки к потолку: «Я всего лишь хочу знать, кто прожег дыру во лбу Бонфиса! Вы можете мне помочь или нет?»

Бонза улыбнулся: «Буду рад оказать вам содействие – но, со своей стороны, я хотел бы знать, насколько хорошо вы понимаете источник своих побуждений? Не руководствуетесь ли вы архаическими предрассудками?»

Ридольф истолковал эти вопросы, не задумываясь: «Бонза ссылается на Моисеев закон. Он не рекомендует применять заповедь „глаз за глаз и зуб за зуб“».

«И снова, – заявил бонза, – вы уловили сущность моих рассуждений».

Размахивая руками, Паскоглу пробежал до противоположной стены и вернулся: «С меня довольно этой чепухи! – взревел он. – Бонза! Вон отсюда!»