— Чёрт возьми, а я и не гладила, правда? — произнесла она с неподдельным удивлением. — Прости. Должно быть, это из-за чувства вины.
— Да, и что ты говорила о чувстве вины? — спросил он, следуя за Гвен в гостиную и на ходу надевая рубашку.
— Я не пробыла здесь и недели, а твоя квартира начала выглядеть так, как будто кто-то произвёл контролируемые взрывы из твоих книг, одежды и посуды.
Джеймс застегнул рубашку и огляделся по сторонам.
— Чтоб мне провалиться, — сказал он. — Здесь всё как будто…
— Как будто что?
— Как будто… как будто здесь была горничная.
Гвен широко улыбнулась.
— Вот как? Может, нам попробовать? Я в маленьком платьишке французской горничной и с метёлкой из перьев?
— Тебе не нужно убираться или гладить мне рубашки.
— Я чувствовала себя виноватой, — ответила она, беря свой телефон и ключи от машины. — Я ночую здесь уже шесть дней…
— Живёшь. Я думал, ты здесь живёшь?
— Что бы я тут ни делала, я делаю это уже шесть дней, и это становится заметно. Я никогда не считала себя неряхой, но твоя квартира всегда была такой чистой и опрятной.
— Что ты хочешь сказать? Что я зануда?
— Нет. Я хочу сказать, что вела себя слишком раскованно в твоём доме. Сегодня утром я проснулась и заметила это. Винные бокалы на столе. Тарелки под столом. Восемнадцать — восемнадцать! — кружек вон там на полке. Диски валяются повсюду. Все диски про Энди валяются без коробочек, а мы смотрели их в субботу. И я не скажу тебе, что нашла за диваном.
— Что ты нашла за диваном?
— Не скажу.
— Это были трусики?
— Да, трусики.
— Гвен, тебе не нужно убираться в квартире.