По опыту Генри знал, что арест, производимый на иностранном языке, представляет собой куда более многословный процесс, чем на английском. Но в Картахене этот процесс происходил особенно нервно. Ему редко приходилось видеть стражей закона в таком остервенении – как если бы он нарушил все законы разом и вдобавок лично оскорбил членов их семей. Возможно, отчасти в этом был виноват американский акцент. Для американцев определенные места на земном шаре всегда неблагополучны, и, похоже, со временем их становится все больше.
Сидя в маленьком душном кабинете и обливаясь потом под одеждой, наблюдая непрерывный поток офицеров полиции – в форме и в гражданском, – произносящих гневные речи, Генри постепенно пришел к выводу, что антиамериканские настроения тут ни при чем. С их точки зрения, он явился в их город, повел себя как законченный псих, а когда его задержали, начал рассказывать сказки о злобном двойнике, который якобы хотел его убить.
Если бы ему дали вставить хоть слово, он мог бы объясниться понятнее. С другой стороны, он порядком подзабыл испанский и мог вляпаться еще больше. Вряд ли это смягчило бы их гнев из-за устроенных Генри и младшим киллером аварий, не говоря уж о риске пострадать от шальной пули для прохожих. Картахена – туристический город. Сорвавшиеся с цепи психи, бегающие по городу и стреляющие друг в друга, способны угробить туризм, а с ним – всю экономику. Хуже того – напав на двух полицейских, угнав полицейский мотоцикл и разбив его, выделывая всякие трюки, он полностью подпадал под определение «пендехо».[9]
Генри пытался возражать, что он не тот самый, а другой «пендехо», на другом мотоцикле, которого настоящий «пендехо» на полицейском байке пытался прикончить, что в отличие от него на другом «пендехо» была бейсбольная кепка, но только разозлил офицеров полиции еще больше. Их нетрудно понять. На их месте он и сам бы подумал – чувак перестал принимать таблетки от бешенства – и позвонил бы куда надо, чтобы его забрали. И действительно, почему он до сих пор потел в комнате для допросов, совершенно вменяемый, а не парил закутанный в смирительную рубашку в облаке торазина?
Видимо, в Картахене нет заведений для душевнобольных преступников, решил он. Ближайшее, скорее всего, находится в Боготе или Медельине, оба города далеко, в нескольких сотнях километров – дорога не близкая. Медбратья, возможно, уже в пути. А может, власти в Боготе или Медельине все еще спорят с полицией Картахены, кто отвечает за его транспортировку.
Генри показалось, что он начинает бредить от духоты.
Он потерял счет часам, проведенным в духовке комнаты для допросов, как вдруг услышал новый – женский – голос, причем хорошо знакомый. Женщина говорила по-испански бегло и в то же время спокойно и твердо, излагая свои доводы без нетерпения или враждебности, но и не принимая возражений. Наконец, в комнату вошел офицер в форме, отцепил Генри от стола и провел его через весь участок к главному входу, где ждала Дэнни.
Серо-зеленый пиджак, белая блузка, синие джинсы придавали ей неприступно-властный вид, который подчеркивала висящая на шее карточка с надписью «Департамент внутренней безопасности США». На выходе Дэнни бросила на Генри повелительный взгляд. «С такой и я не стал бы спорить», – подумал он, моргая от яркого света полуденного солнца.
Офицер что-то сказал Дэнни – то ли извинился, то ли предложил выйти за него замуж. «Сотрудница ДВБ» ответила профессиональным тоном с легким налетом дружелюбия, мол, ступай и больше не греши. Бэрон подъехал к бордюру, Дэнни усадила Генри в машину.
– Извини, старина, что спалил твою хату, – сказал Генри. – Отвезите меня в такое место, где он не сможет подкрасться незаметно.
– Сделаем, – ответил Бэрон.
Из крепости Сан-Фелипе открывался потрясающий вид. Генри сидел на низком парапете с Бэроном и Дэнни, откуда были видны и Старый город, и современные небоскребы Картахены, все это на фоне роскошной голубизны, какую можно увидеть только на Карибах.
Бэрон привел их на вершину холма коротким путем, который, как оказалось, потребовал взбираться наверх по множеству ступеней. Бэрон одолел их без труда, Дэнни вспархивала на одну площадку за другой без видимого усилия, Генри же запыхался, еще не дойдя до середины. На «Эндуро» он взлетел бы наверх в один миг, однако правила вряд ли позволяли разъезжать по национальной святыне на мотоциклах.
В прежние времена он бы взошел на вершину холма с легкостью, каким бы трудным ни выдался день.
Да, а еще в прежние времена он бы не промазал, как в Льеже, из-за чего он, собственно, и решил уйти на покой.
Черт! Чего бы он ни делал, ему не давали ни минуты передышки.
Солнце клонилось к закату. В широтах близко к экватору ночь наступает очень быстро. Надо срочно определяться со следующим шагом – чем раньше, тем лучше.
– Я хотел сделать вооруженный налет, – ухмыльнулся Бэрон. – Она решила, что дипломатический подход сработает лучше.
– Налет они бы еще выдержали, – ответил Генри, – а вот Дэнни не оставила беднягам ни одного шанса.
Бэрон усмехнулся.