Он резко поворачивает за угол. Потом его руку с пистолетом — правую руку — пронзает жуткая боль.
Кхадсе вскрикивает и пытается удержать пистолет, но тот падает на пол. Правая рука становится странно тяжелой, и лишь через секунду он понимает: из тыльной стороны торчит десятидюймовый нож, чье лезвие рассекло много сухожилий.
Он выдирает нож левой рукой, рыча от боли. Оружие знакомое: черное лезвие, изукрашенная рукоять, словно какая-то королевская реликвия.
Кхадсе узнает нож.
— Харквальдссон! — он выплевывает это имя в ярости.
Из теней выходит человек, одетый в черное. Стягивает маску, обнажая лицо, которого Кхадсе не видел много лет, — мрачную физиономию дрейлинга с одним тусклым и мертвым глазом.
— Да уж, время тебя пощадило, — шипит Кхадсе, сжимая кровоточащую руку. — Я-то надеялся, что миру хватило здравомыслия отправить твою гнилую дрейлингскую шкуру в небытие. — Он наклоняется, чтобы поднять с пола пистолет.
— Нет, — говорит Сигруд. Поднимает правую руку, в которой держит пистолет. — И брось нож.
Кхадсе, все еще рыча от гнева и боли, подчиняется.
— Живым берешь? Сдашь меня полиции за убийство грязной суки Комайд? В этом все дело?
Лицо Сигруда бесстрастное, равнодушное. Кхадсе всегда ненавидел эту его особенность, когда они оба работали на министерство.
Дрейлинг бросает к ногам Кхадсе наручники.
— Надень.
— Иди на хрен.
Сигруд вздыхает с видом скучающей вежливости, словно ждет, когда его партнер по картам сделает ход.
— Ладно, — бормочет Кхадсе. Приседает и со стоном защелкивает наручники на кровоточащих руках.
— Иди, — говорит Сигруд. — К лестнице. И я тебя знаю, Кхадсе. Дернешься — выстрелю.
— Да, но не убьешь, — парирует Кхадсе, свирепо смеясь. — Если бы ты хотел моей смерти, уже бы это сделал.
Сигруд не отвечает.
— Твои разговорные навыки, — замечает Кхадсе, поворачиваясь к лестнице, — не улучшились.