— Речь идет не о вас, не о них, а о девушках… убитых девушках. Или других, что еще умрут из-за вашего упрямства…
— Или вашей некомпетентности?
— Моей? — Катарина шагнула. Ее не пугала эта женщина в сером наряде, перехваченном железным поясом. — Конечно… где мне равняться с вами… дознаватель. Или старший дознаватель?
Монахиня не удивилась.
Кивнула.
— Старший, — подтвердила она. — Но это было давно. Я удалилась от тех дел.
— А они от вас?
— Что вы хотите знать? — она вдруг разом растеряла былой напор. — У нас непростые дети. Сюда попадают далеко не сразу…
Она протарабанила пальцами по подоконнику и повернулась к Себастьяну.
— Давно я не видела никого с той стороны… шоколаду привезли?
— Нет, — он несколько растерялся.
— Экий вы, недогадливый, — упрекнула монахиня. — Шоколад, помнится, в Познаньске очень хорош был. Особенно вот трюфеля. Настоящие трюфеля, милочка, катают вручную. Обсыпают живым какао, а там уж и в золотую фольгу закручивают. У нас таких не достать…
— Я вам пришлю, — пообещал Себастьян, ручку целуя. Ручка была такова, что без особых усилий и шею свернуть могла бы.
— Врешь…
— Слово князя… почтою.
— Ну если почтою… — она хмыкнула и подбородок потерла. — Кто вас интересует? Дела не дам, это незаконно, а вот впечатления… впечатлений, извольте…
…она прятала лицо в розы.
Хихикала.
Жеманничала. И с каждым мгновением раздражала все сильней. Она брала кусочки из его тарелки, находя эту игру забавной, а он разглядывал белую шею, примеряясь к тому, как будет резать.
Это помогало.