Когда я просыпаюсь после этих сновидений, то на душе, как сказал поэт, «грустно и светло». Состоялась встреча с чем-то донельзя желанным и родным, с тем, о чем мечталось многие годы. Но встреча оказалась эфемерной, а счастье – мимолетным. Казалось, что наконец-то после многолетней разлуки вернулся в родные места, а теперь вновь стал странником.
Глава VIII,
в которой повествуется о поездке в столицу и о новых надеждах и опасениях героев
Четверг и пятница прошли у меня совершенно спокойно. Сергей снова уехал на дачу, Анатолий не звонил, в институте ничего не происходило. В пятницу с работы я позвонил Илье и напросился к нему на работу в понедельник под тем предлогом, что он сам как-то приглашал меня заходить, но у меня все времени не было, а теперь вот летом я как раз мог бы… И прочее в том же роде. Короче говоря, условились, что я заеду к Илье в понедельник часикам к четырем. Он покажет мне свой кабинет, а потом мы сходим попить кофе в кафетерий поблизости.
Поскольку выходные попадали в зону вынужденного безделья, у меня возникла мысль съездить в Москву – навестить Андрея Королева, рассказать ему о наших событиях и проблемах (опустив, конечно, все про Христа и Анти-Христа) и посоветоваться с умным человеком, который как раз и в институте был в день ЧП. Для порядка я решил посоветоваться с Анатолием, но он куда-то исчез, и мне пришлось оставить в конце концов сообщение на автоответчике. В нем я уже просто информировал Анатолия о своем решении съездить в Москву и поговорить с Андреем.
В пятницу во второй половине дня я набрал номер его телефона. Трубку быстро сняли, и я услышал голос Андрея. Я сказал, что собираюсь на завтра-послезавтра в Москву и хотел бы с ним повидаться. Андрей был крайне приветлив и отменно вежлив; даже предложил встретить меня на вокзале, от чего я, конечно, отказался. Мы договорились, что я подъеду к нему в субботу к вечеру, и он продиктовал мне свой адрес. Предупредив Инну, что я уезжаю на выходные в Москву, я поехал на Московский вокзал, где без труда взял один купейный билет на скромный непретенциозный поезд (не «Красная стрела» и не «Николаевский»), приходящий в Москву в шесть с небольшим утра, и в час назначенный отбыл в Первопрестольную.
Я всегда плохо сплю в поездах, а если поезд отходит в десять вечера и в шесть утра уже надо выходить из вагона, ни о каком сне не может быть речи вообще. Короче говоря, прибыл я в столицу нашей родины совершенно сонным, разбитым и вялым. «Какой черт меня сюда занес и чего ради?» – было доминирующим чувством. Посидев часок на вокзале и понаблюдав вокзальную жизнь, около половины восьмого я сел в метро и доехал до станции «Таганская». Около метро уже открылись ларьки и киоски, я выпил двойной кофе (увы, просто растворимый «Нескафе») и позавтракал в китайской забегаловке «Хуанхэ»; при желании заказанное блюдо там упакуют в красивую картонную коробку, чтобы вы могли съесть его там, где вам удобнее, – дома или прямо на рабочем месте. Потом я снова отправился в метро, вышел на Охотном Ряду и, посетив Красную площадь, направился прочь от нее по Тверской. У кинотеатра «Россия» я свернул в сторону и двинулся к саду «Эрмитаж».
Я часто ездил в Москву в 1992–1993 годах, когда столица напоминала скорее помойку, нежели центр великой державы. Потом я не был в ней несколько лет и был просто потрясен произошедшими переменами, когда вновь приехал в 1997 году: теперь я был в европейском городе ничуть не хуже, скажем, Берлина. Все чисто, цивилизованно, комфортабельно. Конечно, все понятно – и восемьдесят процентов российских капиталов, сосредоточенных в Москве, и возможность использовать для городских нужд федеральные средства, и прочее в том же духе. Но тем не менее эти деньги могли бы и не дойти до московских улиц, которые теперь, как говорят, моют шампунем, а осесть в карманах каких-нибудь чиновников и близких к ним «бизнесменов». Что-то, наверно, и осело, но отнюдь не все: все же город ожил и был приведен в божеский вид. Другое дело, что эта «российская Европа» Москвой и ограничивалась: даже Питер, несмотря на все попытки сделать из него культурную столицу и место проведения саммитов, оставался провинциальной золушкой, пытающейся сделать макияж за счет средств царственной прабабушки, изрядно истощившихся и поблекших за истекшие годы. Короче, порфироносная вдова опять заткнула за пояс новую царицу, презиравшую ее сверх меры за купеческое скопидомство и отсутствие имперского лоска. Увы, чем-чем, а отсутствием лоска теперь Москву не попрекнешь! Хотя, конечно, страшно далека она от всей прочей России (что ее, кажется, однако, не очень-то и беспокоит).
В Эрмитажный сад я направился ради некоего «Клуба чайной культуры», открытого там неким энтузиастом чая и синофилом, решившим напоить российскую столицу лучшими чаями Поднебесной. Удовольствие весьма эстетское и дорогое, но стоящее своих денег. Внутри клуба вы попадаете в странную атмосферу чего-то среднего между китайским храмом и кафе. О храме настойчиво напоминал аромат курительных палочек, пропитывающий все заведение, а также статуи таких божеств, как буддийская Гуань-инь или даосский бессмертный Ли Тегуай. Ну и конечно, Дамо – дзенский патриарх Бодхидхарма, которого предание воспринимает как одного из отцов чайной культуры в Срединной империи. От кафе – все остальное, в том числе и магазинчик, в котором вы можете купить действительно ценные сорта китайского чая, некоторые из которых продавались по воистину баснословным ценам. Несмотря на некоторое вполне сознательное chinoise-rie[17] оно тем не менее не переходило в дурновкусие, не становилось «китайщиной», поскольку хозяин всего этого чайного изобилия явно разбирался в китайской эстетике и прекрасно знал, где надо остановиться в экспериментах с экзотикой.
Я заказал чайничек приличного недорогого лунц-зинского чая (все равно пришлось отдать двести рублей) и прошел в общий зал мимо увешанных парными каллиграфическими надписями пустых кабинетов. Приятная девушка принесла чайник исинской керамики, прочитала мне небольшую лекцию о китайском чае вообще и лунцзинском в особенности, приготовила первую заварку и, предупредив, что вторая и третья будут еще лучше, оставила меня наедине с чаем и самим собой.
За чаем я провел часа два и около часа пополудни покинул Эрмитажный сад, поехав в головной институт: надо же чем-то занять себя часов до пяти-шести. Я знал, что, несмотря на уик-энд, институт будет открыт, так как в нем постоянно проводятся какие-нибудь платные мероприятия.
Институт располагался в самом центре Москвы, недалеко от Никитских ворот. Снаружи он выглядел как довольно большой купеческий особняк, но внутри являл собой несколько странное, а отчасти и предосудительное сходство со станцией метро, ибо еще в период брежневского застоя был отремонтирован силами Метростроя и облицован мрамором в соответствии со вкусами и привычками этой почтенной организации.
Я был поражен обилием объявлений о разных коммерческих мероприятиях, висевших в вестибюле: семинары по холотропному дыханию с выдачей «международного сертификата», конференции по психологическим аспектам шаманизма «с участием шаманов и хилеров из Тувы, Бурятии и других регионов распространения традиционных форм шаманизма», курсы аутотренинга и подготовка беременных женщин к легким и безболезненным родам, группы ребёфинга (rebirthing – «возрождение») для повышения уровня психологической интегрированности личности и так далее и тому подобное. И все – если не за астрономические, то за вполне приличные деньги. Вот где расцвет профессиональной коммерции! На этом фоне потуги Георгия Тиграновича и Альберта Аввакумовича начать зарабатывать какие-то деньги для института выглядели робкими и наивными. Ну как же! Мы же бастион отечественного академизма! Впрочем, московский предпринимательский разгул казался другой крайностью. Неужели срединный путь невозможен? Вопрос исключительно риторический.
Я прошел по бесконечному коридору первого этажа мимо бухгалтерии и прочих служебных помещений, за которыми мрамор закончился и начались скромные побеленные стены, и по одной из лестниц поднялся на второй этаж, где сразу за импровизированной курилкой располагался Отдел (это у нас сектора, а здесь отделы) изучения традиционных психопрактик. Как и можно было ожидать, отдел был пуст (какие сотрудники в субботу – выходные же!), но открыт, ибо за компьютером сидела лаборантка – кажется, Мила, – которая писала диссертацию и по выходным ходила на работу, чтобы спокойно сидеть за компьютером.
С Милой я проговорил около часа. Она рассказала мне все институтские сплетни и поведала о всех интригах в отделе и дирекции. Когда она немного выдохлась, я спросил ее про Андрея. Она пожала плечами:
– Любимец отдела. Не понимаю, что они (слово было выделено) в нем находят… – Из этих слов я понял, что воздействие харизмы Королева было достаточно выборочным. – Он последнее время все дома больше сидит, говорят, докторскую заканчивает. Ну так и пора, а то гений-гений, а всего-то кандидат наук… Недавно подходил к нему Славик Сердюков, предлагал организовать коммерческий инструктаж для руководителей групп кундалини- и хатха-йоги, так тот его чуть не послал куда подальше. Не понимаю… То ли у него денег куры не клюют, то ли ему зарплаты хватает. Вообще-то, конечно, человек холостой… – Последнее было произнесено с оттенком обиды в голосе, из-за чего я пришел ко вполне определенному выводу относительно источника неподверженности Милы влиянию харизмы Андрея.
– Холостой? – удивленно спросил я голосом, исполненным наивности. – Ая вот как-то звонил ему, и в трубке раздался женский голос…
– А, это Полечка Моргенштерн, его двоюродная сестрица. Она всегда живет в его квартире, когда он куда-нибудь уезжает, кота кормит. Он ведь тогда уезжал, не так ли?
– Да, совершенно верно, как раз в Питер, где мы с ним и встретились.
– Да, это Полина, конечно.
ebooksa