— А в наказание… что бы такое придумать-то? Ладно, я сегодня добрый. Уберётесь в склепе и по две недели подежурите в морге.
— Будет сделано! — в один голос буркнули мы и сели на свои места.
— Повеселились и хватит. Пишем тему лекции: «Особенности и способы упокоения упырей».
Мы старательно заскребли ручками по бумаге.
— Легко вы отделались, — завистливо прошипел позади Сиг.
На что я довольно улыбнулась. И правда. Легче некуда.
Глава 11
— Ну! И где в этой жизни справедливость? — возмущалась я, скребя веником, привязанным на длинную палку, по потолку склепа с двумя памятными саркофагами. Вопрос был, конечно, риторический и ответа не требовал, да и как-то вселенская справедливость мне была совсем не на руку, учитывая, что за мою недолгую жизнь меня уже должны были полсотни раз повесить. Если по справедливости, конечно. Но всё же…
— Как ржать, так всем вместе, а наказали — нас с тобой.
Алек качнулся с носка на пятку, задумчиво проследил, как кусок запылённой паутины спланировал мне на макушку, и скупо улыбнулся.
— Могла бы не признаваться, — резонно заметил Алек. — Ушла бы со всеми домой уже.
И то верно. Нужно было сидеть, как мышь под веником, и не отсвечивать. Так нет же. Эх…
Я брезгливо стряхнула чёртову паутину, что тут же прилипла к волосам, несмотря на столетнюю, как минимум, пыль на ней, и глухо зарычала от злости.
— А может, я хотела посмотреть на то, как ты веником махать будешь? Так сказать, из первого зрительского ряда, — съязвила я. — Так и будешь стоять? Я ещё домой сегодня собираюсь, между прочим.
На что Алек хмыкнул и взялся за такой же веник. В принципе, мог бы и так. Рост позволял, в отличие от некоторых недоростков.
— Успеем… — заверил он меня, шурхнув по потолку, содрав паутину и рассеяв густую, аки снежная крошка в средине зимы, пыль.
Особенно это эффектно смотрелось в лучах солнца, что пронизывали склеп через входную узкую дверь.
В носу защекотало, и я звучно, с чувством, чихнула.
— Да ну его всё… — чуть было не выругалась я, на что Алек тихо засмеялся и снова заскрёб веником по каменному своду.
— Хочешь, можешь идти, — великодушно разрешил он мне. — Если что — прикрою.