Клюзель не стал убирать непокорную прядку, скрывшую его глаза, покрасневшие от тоскливого ожидания черных дней. История фабрики Гастона Клюзеля на нем заканчивалась, но воспитание обязывало его держаться по-хозяйски. Кроме фабрики он унаследовал прелестную усадьбу в Кабуре и шале в горах – достаточно, чтобы слегка скрасить преждевременную отставку. Он молча раздал коричневые конверты.
– Доделаем все, что можно доделать. И закрываемся, – уронил он, возвращаясь в свою застекленную будку.
Семь лет назад Шарлотта потеряла своего лабрадора, которого звали Карамель, и очень сильно горевала. Девять французских школ для собак-поводырей не справляются с заказами, потому что и пожертвований на их содержание недостаточно, и семей, готовых взять щенков на время обучения, не хватает. Она знала, что другую собаку придется ждать несколько лет. Но она так любила своего верного друга, что ей было все равно. Навсегда с ним простившись, она решила, что Новый год отпразднует в Нью-Йорке в одиночестве.
Шарлотта не чувствовала себя неполноценной. Конечно, одно из пяти чувств у нее отсутствовало, зато остальные четыре были обострены, и главной своей проблемой она считала жалостливое отношение к ней людей, с которыми встречалась. Когда какой-нибудь человек называл ее «незрячей», она его поправляла, заверяя, что предпочитает слово «слепая». Этот эвфемизм означал для нее, что собеседник испытывает неловкость. Сама же Шарлотта прекрасно справлялась со своими чувствами.
В многотысячной толпе на Таймс-сквер она нарочно сложила и спрятала в сумку, висевшую на плече, свою белую трость. Люди вокруг были добродушно настроены, веселы и беспечны. В полночь со всех сторон полетели новогодние поздравления на всех языках. Молодой человек – лет двадцати, судя по тембру голоса с бронксским выговором, – крикнул ей
Взвизгнули тормоза. Мужской голос с сильным индийским акцентом окликнул ее через опущенное окно машины:
–
Она узнала запах туалетной воды
–
Как же было хорошо после уличного холода греться у включенной на полную мощность печки, слушать томную, баюкающую музыку – никогда бы не вылезать из этого такси.
–
Шарлотта, всем телом откликнувшись на его голос, неожиданно для самой себя сказала:
–
Они совершили кругосветное путешествие на заднем сиденье такси и несколько раз делали крюк, чтобы заскочить на седьмое небо. Девять месяцев спустя родилась Луиза. Шарлотта даже имени ее отца не знала. На желто-черной карточке, которую она с тех пор хранила в сумке, было написано, что его зовут А. Гуламали. А – это Аба, свет? Или, может, Абра – облако? Или Арвинд – красный лотос?
Она пообещала себе когда-нибудь снова встретиться с биологическим отцом своей дочери. Любопытство? Причуда? Благодарность? Чувство вины – она ведь без разрешения «позаимствовала» у него сперматозоид, оказавшийся особенно прытким? В глубине души она понимала, что Луиза когда-нибудь задаст ей ТОТ САМЫЙ вопрос. Непременно. А Шарлотта пока не знала, что ответить. Сказать ей правду, рискуя нарушить покой незнакомой нью-йоркской семьи, если вдруг дочь захочет с ним познакомиться? Или соврать, уверяя, будто понятия не имеет, кто ее отец?
Сильвия заметила паспорт, торчащий из сумочки Шарлотты.
– С Луизой побудет твой папа?
– Да, он только что приехал, поживет у нас несколько дней.