Воображала

Звук пропадает, картинка остается та же. Видно, как Дядя Гена, энергично кивнув, что-то говорит, потом показывает на дверь. Воображала улыбается, мотает головой. Врач отставляет чашку, неуверенно поднимается с кресла. Камера теперь даёт их немного сверху, по экрану идут помехи. Слышно фальшивое насвистывание. Дядя Гена и Воображала, продолжая разговор, выходят из кабинета, Врач — за ними. Секунду в кадре пустой кабинет, потом через весь экран протягивается огромная рука, заросшая рыжей шерстью, щёлкает переключателем — в кадре возникает длинный коридор, двое охранников у стеклянного тамбура, со спины — Воображала, Дядя Гена и Врач. Воображала и Дядя Гена проходят сквозь шлюз первыми, не останавливаясь — им просто набрасывают на спины белые халаты. Врача тормозят охранники.

Камера отступает, теперь видно, что всё это происходит на экране одного из мониторов слежения, перед которыми сидит охранник в такой же синей форме, как и те, у шлюза. Он смотрит на экран, нам видны лишь выбритый концентрическими кругами квадратный затылок, мощная шея и плечи шестидесятого размера. Он снова щёлкает переключателем, картинки на мониторах меняются. На одном Врач жестикулирует перед охранниками, на другом — Воображала и Дядя Гена лицом, крупным планом. Дядя Гена о чём-то говорит, Воображала смеётся, надвигается на камеру, выходит из резкости.

Над её плечом (далеко, мельком) прозрачная стенка тамбура, Врач колотит по ней кулаком и что-то кричит, по обе стороны от него два невозмутимых охранника.

Хлопает дверь, шаги, мужской голос:

— Ромал, ты в курсе — что за переполох? Крокозябре удалось заманить в это болото кого-то стоящего?

Ромал оборачивается от мониторов. У него вполне соответствующие рукам и затылку низкий лоб и квадратный подбородок. Нос тоже не подкачал ни размерами, ни формой, напоминающей успешно мутировавшую картошку. И на этом носу очень к месту смотрятся изящные очёчки в тонкой золотой оправе. Словно кирзовые говнодавы на стройных ножках элитной манекенщицы.

— Ага! — говорит он, радуясь непонятно чему.

Вошедший устраивается на соседнем вертящемся табурете. Это худой маленький человечек, огромным носом и гривой чёрных волос напоминающий то ли индейца, то ли ворону (сзади волосы стянуты в хвост, свободно висящий до костлявой задницы, а по бокам две выбившиеся прядки мотаются обвисшими крыльями, что лишь усиливает сходство). Разобрать цвет глаз невозможно — слишком глубоко они прячутся. Лицо недовольное, движения нервные, вид измождённый, а голос такой, что вызывает желание дать в морду.

— Судя по размеру переполоха — кто-то из великой семёрки. Фон Зеецман, я угадал? Нет, не подсказывай! Осико отпадает, он идейный… Лоис?.. Хм… Вряд ли. Она же псих! — он вглядывается в мониторы, — Так-так-так, полезли в биохимию, значит, Рысенко тоже отпадает. А по какому типу была обработка? Рука Пентагона? Сионистский заговор? Смотрящие Сверху?

Ромал, довольно улыбаясь, качает головой. Острое личико его собеседника вытягивается:

— Неужели «Комитет девяти»?

— Ха! Комитет… а Вторжение не хочешь?!

— Вторжение?..

— Ага! — подтверждает Ромал с безмятежной улыбкой.

— Ни фига се!!! — взрывается вошедший, — Да ты хоть понимаешь?! Вторжение! Да на моей памяти… Это же… Кого же, чёрт побери, он сумел зацапать?!

В этот момент сразу несколько мониторов крупным планом дают Воображалу. Воронообразный замолкает, только таращится на экраны и беззвучно разевает рот. Потом закрывает глаза и спрашивает с трагическим спокойствием:

— Меня обманывают глаза, или это действительно…

— Ага!

Воронообразный открывает глаза. Лицо его печально, почти скорбно, в голосе отрешённость:

— И вот из-за этой сопливой шарлатанки поставлена на уши вся работа трёхсот восьмидесяти человек, не считая лаборантов и программистов четырнадцатого порядка, каждый из которых, между прочим, имеет звание не ниже…