– А почему вы не посчитали на компьютере?
Я сморгнул, а потом медленно и ласково ответил:
– Мой милый мальчик. – (Обычно я не обращаюсь «мой милый мальчик» к докторам физматнаук, поскольку питаю к ним глубочайшее уважение. Но то был особый случай.) – Мой милый мальчик… это был
Когда до него наконец дошло, он покраснел.
Возраст не заслуга, а юность не порок. Этот молодой человек был (и остается) исключительно умным малым и прекрасным математиком; в аспирантуре он изучал немецкий и русский. Во время нашей встречи мне показалось, что ему не хватает чувства исторической перспективы… но, если и так, подозреваю, что этот недостаток начал ему досаждать и он устранил соответствующий пробел либо в университете, либо при помощи самостоятельного чтения. Если вдуматься, многие мои исторические познания почерпнуты не из курса истории, а из истории астрономии, военного дела и математики; мое официальное историческое образование закончилось на Александре Македонском и возобновилось на Генрихе Мореплавателе. Но без знания общей истории историю этих трех предметов не понять.
Мой отец не учился в колледже. Он окончил среднюю школу в маленьком городке в Южном Миссури с населением в три тысячи с лишним человек, а потом частную двухгодичную академию. Она приблизительно соответствовала сегодняшнему двухгодичному колледжу, разве что была действительно очень маленькой, – а как иначе: пансиона там не было, а в Миссури отсутствовали мощеные дороги.
Вот некоторые предметы, которые он изучал в XIX веке в совершенной глуши: латынь, греческий, физика (естествознание), французский, геометрия, алгебра, начальный курс матанализа, счетоводство, история Америки, мировая история, химия, геология.
Двадцать восемь лет спустя я ходил в среднюю школу в куда более крупном городе. Изучал латынь и французский (но греческий там не преподавали); физику и химию (но геологию там не преподавали); геометрию и алгебру (но матанализ там не преподавали); историю Америки и историю древнего мира (но общую историю там не преподавали). Желающие изучать общую историю могли выбрать себе отдельные курсы (каждый курс занимал пять часов в неделю и длился год) по истории древнего мира, средневековой истории, современной истории Европы и Америки – обратите внимание, что туда не входила вся Азия, вся Южная Америка, Африка, кроме древнего Египта, а Канада и Мексика упоминались исключительно в связи с войнами, которые мы с ними вели.
Мне пришлось наверстывать упущенное путешествиями и личными занятиями… и должен признать, что историю Китая я изучил достаточно подробно только в этом году. Мое историческое образование было настолько фрагментарным, что, лишь попав в Военно-морскую академию и увидев там трофейные знамена, я узнал, что мы воевали с Кореей за целых восемьдесят лет до того безобразия, которое пытаемся расхлебать до сих пор.
Я читал отцовский учебник и знаю, что тогдашний курс мировой истории не был очень подробным (да и как мог он быть подробным?), но в нем хотя бы объясняли, что мир круглый, и не выпускали из поля зрения три четверти планеты.
А теперь позвольте поведать о том, что я видел, слышал, находил, вырезал из газет и других источников и узнавал из книг вроде «Почему Джонни не умеет читать», «Школьные джунгли» и прочих[105].
В Колорадо-Спрингс, где мы жили до 1965 года, в 1960 году в программу входил годовой курс латыни – на этом все. Цезарь, Цицерон, Вергилий – кто все эти люди?
В средних школах в округе Санта-Крус латынь не преподают. Из рассказов и вырезок я знаю, что ее не преподают в большей части средних школ в нашей стране.
«Зачем так упирать на латынь? Это же мертвый язык!» Братцы, тут как с джазом, говоря словами великого музыканта: «Если спрашиваешь, тебе этого никогда не понять»[106]. Человек, который знает лишь свой родной язык, даже своего родного языка не знает. Исходя из теории познания, необходимо знать больше одного человеческого языка. Помимо этого важного момента, латынь – огромное подспорье абсолютно во всех естественных науках, как и греческий, поэтому его я изучал самостоятельно.
Один мой друг, сейчас декан в университете штата, раньше преподавал историю, но его сократили, когда ее исключили из списка обязательных для бакалавриата предметов. Два-три студента по-прежнему выбирают его курс (историю Америки), но он занимается с ними в частном порядке; ему даже аудиторию не выделяют, для университета это слишком накладно.
Недавно в одной статье в «Уолл-стрит джорнэл» описывалась беспощадная драка за рабочие места на ежегодных собраниях американской Ассоциации по изучению современных языков; по всей стране современным языкам (даже английскому) уделяют все меньше внимания; доступных рабочих мест меньше, чем преподавателей в Ассоциации.
В другом месте я писал об одном студенте, круглом отличнике со стипендией, который не знал, как связаны недели, месяцы и годы. И это вполне рядовой случай; ученики старшей школы и студенты колледжа в нашей стране обычно не могут произвести простые вычисления без помощи карманного калькулятора. (Я имею в виду вычисления на бумаге; если попросишь кого-нибудь произвести вычисления в уме, все сразу разевают рты от изумления. Скажем, помножьте 17 × 34 – в уме. Как? Ответ такой: отбросьте число 34, но помните о нем. (10 + 7)2 – это, очевидно, 289. Удваиваем: 2(300 – 11) или 578.)
А мой отец назвал бы ответ сразу, поскольку в его сельской средней школе сто лет назад наизусть заучивали таблицы умножения вплоть до 20 × 20 = 400… Поэтому, чтобы решить такой пример, он бы просто удвоил известное ему число (289) и получил 578. Возможно, еще пересчитал бы для проверки: 68 + 510, но вы бы не заметили этой заминки.
Был ли мой отец математиком? Отнюдь нет. А я математик? Нет, черт возьми! Это простейшая бытовая арифметика, но ее больше не знают ученики старшей школы, во всяком случае в Санта-Крусе.
Если они не учат математику, языки и историю, то что же тогда они учат? (Обратите внимание: почти в каждом колледже или университете любой студент может изучать по-настоящему трудные предметы, но только если он или она того пожелает; преподаватели, книги, лаборатории – все это имеется, но студент должен захотеть.)
ebooksa