– И какова же была его роль?
– Он был одним из тех, кого вы звали Хакером.
– Твой брат был Хакером? – медленно проговорила она.
Либби помедлила. Снова оглянулась через плечо на дверь за спиной и решила, что если почувствует какую-то угрозу со стороны Ноа, то вполне успеет добежать до двери раньше, чем он доберется до нее. Ослабив хватку на рукоятке ножа, выбрала стул в паре столиков от него. Потом, скрипнув зубами, постаралась не расклеиться на глазах у того, кого когда-то так жаждала увидеть вновь.
– Я должен начать с самого начала, – повел Ноа. – В сороковых, во время Второй мировой войны, мой дедушка основал бизнес, делавший двигатели для армейских автомобилей. Потом тот с годами диверсифицировался и перешел к нашему папе. Когда мы с Алексом окончили университет, то начали работать на него компьютерными программистами, создававшими софт и разрабатывавшими хард – радары, датчики ориентации и лидары для машин Пятого уровня. У папы наклевывался контракт на много миллионов фунтов на поставки программного обеспечения и камер для автомобилей экстренных служб. Это была величайшая сделка в истории нашей компании. А поскольку Британия должна была стать первой страной, полностью перешедшей на автономники, планировались глобальные продажи нашего софта и систем. Через годы после Брексита[23] нас еще потряхивало, но это означало надежную работу для наших шестисот работников. А потом раз, – Ноа щелкнул пальцами, – и все накрылось.
– Почему?
– Мы были готовы к запуску – у нас имелись и штат, и технологии, и мы расширили свои площади. Именно Алекс заметил изъян в софте, разработанном другими, над которым мы тогда и пахали. Вроде крохотной лазейки в заборе, но все-таки лазейки. Это означало, что так называемое надежное, не поддающееся взлому программное обеспечение теоретически можно было взломать. Мы сообщили об этом, и нас заверили, что уязвимость устранят. Потом, за неделю до подписания контрактов, объявилась конкурирующая компания из Индии, перехватив у нас контракт более дешевым тендером. Мы шли на уступки, пока не уравняли цену с ними, но они повторили этот номер, и все было кончено. Мы работали бы в грандиозный минус. Так что правительство отдало контракт им. Мы были уверены, что индийцы не в состоянии предложить лучший продукт, чем мы, – и оказались правы. Поскольку когда декомпилировали их софтину, она оказалась идентичной нашей. Индийцы украли нашу работу, и единственное место, где они могли ее получить, – от кого-то из правительства.
– Тогда почему вы не подали иск о нарушении авторских прав?
– Важнейшие части нашей заявки на патент «потерялись», как только дошли до Агентства по интеллектуальной собственности. К моменту, когда мы их разыскали, было слишком поздно. Индийцы запатентовали нашу работу в ускоренном порядке. Все адвокаты-международники, к которым мы обращались, в один голос твердили, что у нас нет ни шанса на выигрыш тяжбы или компенсацию.
– А бизнес вашего отца?
– Не прошло и полугода, как акционеры потребовали его перевода под внешнее управление и провели сокращение штата. Большинство наших работников жили в поселках поблизости от завода, и через считаные годы эти населенные пункты пришли в запустение. Люди были вынуждены переехать ради поисков работы, цены на дома обрушились так, что у оставшихся долги по залогу превысили цену самого жилья, начался рост алкоголизма и даже числа самоубийств. Некоторые из этих людей работали на папу и его отца всю свою жизнь. А папа во всем этом винил только себя. Угрызения совести и стресс доконали его, он перенес удар и меньше чем через год скончался от осложнений после воспаления легких.
Ноа примолк, чтобы подхватить с пола бутылку. Отвинтил крышку и протянул ее Либби. От пыли в зале в горле свербило, но она отказалась.
– Брата это подкосило куда сильней, чем меня, – продолжил он рассказ. – Мы оба были близки с папой, но Алекс был первенцем и яблочком от яблони. На моих глазах он утопал в депрессии все глубже и глубже. В юности у него диагностировали биполярное расстройство, и он перестал принимать прописанные лекарства и начал закладывать за воротник. Стал неуравновешенным, мрачным и озлобленным, начал срываться по пустякам. Несколько раз его арестовывали за драки и в конце концов упекли за решетку на несколько месяцев. После освобождения он исчез. Мы не могли его разыскать; его не было на квартире, он не отвечал ни на звонки, ни на текстовые сообщения. А когда и полиция не смогла его отыскать, мы начали опасаться худшего. Но потом он объявился так же внезапно, как и исчез.
Помимо воли Либби ощутила, что рассказ Ноа ее захватил.
– Где же он был? – спросила она.
– Он не говорил, но что-то в нем изменилось. Не только то, что он стал трезвее и вернулся к приему лекарств, – он будто обрел некий стержень, которого я давно в нем не замечал. В конце концов брат признался, что провел это время в группе «единомышленников». Смахивало на то, что он вступил в какой-то культ или типа того, но это было сообщество хакеров, таившееся в Темной паутине, которое он разыскал. Алекс вступил в организацию, поставившую своей целью подрыв британской индустрии беспилотных авто. Он узнал, что не одну нашу компанию правительство развело с помощью более дешевых иностранных тендеров. Как минимум у дюжины предприятий, сыгравших важную роль на начальных этапах Дорожной революции, тоже украли их продукты прямо из-под носа благодаря махинациям с патентами и воровству. Алекса призывали вступить в их ряды и потрудиться вместе, чтобы отыскать способ поставить индустрию на колени и предать гласности, что учинили с отечественными предприятиями. А он умолял подключиться меня.
– И ты ответил согласием.
– Нет, не сразу. Как и Алекса, меня возмущало то, как разделались с папиным бизнесом, но я не мог себе позволить все бросить и выступить в крестовый поход. У нас со Стеф уже появилась Грейси, и они стояли для меня на первом месте.
– И что же заставило тебя передумать?