— С каким юношей? — переспросил Мирослав. — Странным?
— Да, мне показалось — не от мира сего… Как ангел, на святошу похож… Кстати, я вижу его иногда на… площади… Он…
И Равен углубился в подробности.
— Интересно… Можно попробовать разыскать его.
В это время заиграл джаз, и говорить далее стало невозможно. Расплатившись, Мирослав и Равен вышли в холодные сиреневые сумерки.
Серо — синее небо болталось и клубилось, постепенно размываясь.
Мирослав осторожно шагал по замёрзшей дороге. Ему казалось, что рядом идёт Виола и что-то рассказывает ему. Такое «общение» с Виолой продолжалось уже больше месяца. Мирослав ходил на службу, играл в карты, жил, будто «гофмановский» автомат, а рядом ходила, сидела, переживала, помогала, советовала, беседовала незримая и дорогая его сердцу Виола, и сердце Мирослава сжималось, а душа плакала.
Он помнил последний разговор с комиссаром Майнером. Тот утверждал, что Виола в Тухомержице. Эта окраина Праги была уже обхожена полицейскими сыщиками и самим Мирославом, но найти семейство Висконти не представлялось возможным. Где её искать, в каком доме? Она как будто ушла в царство небесное, о котором упоминала.
Оставалось надеяться на информацию Равена, и Мирослав часто ходил в те места, где страховой агент видел странного молодого человека.
Встретить похожего на него Мирославу удалось лишь в начале весны.
В эти дни зима ещё время от времени угрожала миру, наполняя его снежными подарками, которые тут же серели, ёжились и таяли.
Вышедшего из магазина Мирослава привлёк уличный гам. Толпа шумела на площади.
Мирослав подошёл ближе. Люди обступили худощавого бледного юношу. На первый взгляд он напоминал того, о ком рассказывал Франц Равен.
Юноша стоял на коленях чуть сгорбившись, испытывая на себе силу увесистых тумаков. Длинные его волосы были спутаны, в них капельками таяли крупинки снега.
— Эй, что здесь происходит? — сурово, но не повышая голоса спросил Мирослав. — За что вы его?
— Он заступился за этих чёрных воришек, которых мы хотели вести в полицию, — произнёс угрюмый бородач.
— Правильно ему дали… по роже! Нечего защищать этих бродяг… цыган, — добавила пискляво — хриплым голосом женщина с корзинкой.
Оказалось — юноша защищал цыган. Слегка помятые взрослые цыгане уже успели дать дёру, а подросток — цыганёнок лежал тяжело дыша.
Мирослав скептически посмотрел на воришку. От них он страдал сам и потому подобных бродяг и попрошаек отнюдь не жаловал.
Но допустить расправу не мог. Кроме того, глаза юноши — светлые, беззащитные вызывали сочувствие, а весь его облик чем-то напомнил ему Виолу.