— В качестве примеров необъяснимых, сверхъестественных научных прорывов мне приходит на ум появление максвелловских уравнений электромагнитного поля. К ним же относится формулировка Ньютоном основных законов механики, уравнение Шредингера и научно-популярная заметка в журнал для любознательного юношества, из которой затем выросла специальная теория относительности. Простые формулы, предельно лаконичные утверждения, но они произвели своего рода революцию в науке. Да и спустя многие сотни лет ученые обдумывали их смысл и находили все новые и новые приложения.
— Я бы начал с постулатов Илина, позволивших освоить сверхсветовые скорости передвижения. А затем отметил бы некоторые теории Уренара, — вставил Ингельрок.
— Дело вкуса. Я не упомянул Илина, наверное, из ложной скромности — потому, что он мой прямой предок. Между прочим, правильнее говорить Ильин, а не Илин. Мериме, с ударением на последнем слоге, а не Меример. В истории любили искажать звучание старых слов и имен.
— Есть и более яркие примеры научной проницательности. В частности, ряд достижений в области информатики. Потом, ме…
Ингельрок умолк на полуслове. Не хочет затевать обсуждение достижений меритских магов, догадался Олмир. Правильно делает: Это тема особого, не между делом разговора.
— Этот список трудно исчерпать и потому надо вовремя остановиться, чтобы не затеряться в дебрях. Я хочу сказать немного о другом. Неожиданный всплеск на стержневом направлении науки — это, конечно, хорошо. Но не главное. Каковы наиболее фундаментальные достижения человечества? Их немного, можно пересчитать по пальцам. Это изобретение алфавита — так? Появление колеса, на идее которого в той или иной степени основываются все механические устройства. А также позиционная система записи цифр, позволившая разработать простые и удобные алгоритмы счета. Когда были сделаны эти открытия, кто их автор?
— Вряд ли когда-нибудь мы узнаем их имена. Да и названное тобой, скорее всего, есть плод коллективного творчества.
— Я тоже так думаю. Базисная идея этих изобретений чрезвычайно проста, не так ли? Но важность их стала очевидной только спустя многие-многие годы. Века, а то и тысячелетия. Может, сейчас в Содружестве именно такой период — скрытного накопления прорывного потенциала? Может, новое колесо уже изобретено, а мы просто не видим его?
— Все быть может. Тем более если вспомнить появление символической письменности Уренара в связке с его заявлением о том, что употребление алфавита в конечном итоге замедлило развитие человечества.
— Я рад, что вы не отвергаете мои рассуждения. Перехожу к примерам противоположного плана — свидетельствам очевидной, вопиющей близорукости людей. Скажем, оптические свойства стекла известны очень давно. В Древнем Мире была распространена лупа. В Средние Века слабые зрением люди пользовали очки. Одним словом, прошла не одна тысяча лет, прежде чем догадались разместить два оптических стекла друг за другом. Тут же были изобретены архиважные приспособления — микроскоп и телескоп. Что мешало сделать это две, три тысячи лет назад?
— Хороший пример, — сказал Ингельрок, согласно кивая.
— Подобных можно привести много. Я напомню еще один, более тонкий. Когда под занавес Средних Веков европейцы в очередной раз открыли на Земле западный материк, они решили, что аборигены не знакомы с понятием колеса. На самом деле колесо там было давно и повсеместно известно, использовалось в детских игрушках. Аборигены не преодолели самую малость: не обратили внимания на то, что у колеса есть ось. Поэтому тяжести перевозили не на тележках, а на волокушах. Цена ничтожного шажка в рассуждениях — огромная расточительность общественного труда.
Олмир подошел к столу, отпил глоток сока.
— Какой общий вывод следует из приведенных примеров? Отвлекаясь от частностей, следует признать: процесс познания и, в частности, научно-технический прогресс — гораздо более сложная вещь, чем кажется на первый и на второй взгляд, и для его описания недостаточно использовать простые показатели. Такие, как количество научных открытий и изобретений, комфортные условия и продолжительность жизни, экономический рост, снижение доли ручного труда и так далее. Вполне вероятно, что в наше время именно благодаря существованию центральных органов Содружества происходит бурное развитие человечества. Вы и многие другие это оспаривают. Почему? Я полагаю, что коренная причина этого лежит в недопонимании различия между субъектом и объектом.
— Ого! Интересный оборот.
— Я позволю себе небольшое отступление. Человеческий ум в результате первоначального деления всего сущего выделяет две качественно различные целостности — объекты и субъекты. Для описания первых достаточно, как правило, оперировать материальными, измеряемыми величинами, чем и занимается традиционная наука. Субъектность же характеризуется своей, сугубо индивидуальной историей и своим проектом будущего. Каждый человек, имея за плечами прожитую жизнь и определенный опыт принятия решений, осознает себя как нечто отделенное от прочего мира. Иными словами, формируется как субъект. Хотя бы в общих чертах планирует, что ему сделать сейчас, чем заняться завтра, через год и так далее. Это и есть его проект будущего. Никому в голову не придет для предсказания поведения какого-то человека использовать такие объективные показатели, как его рост, вес и прочее. Субъектность присуща и любому объединению людей — от семьи, первичной общины до государства и любой федерации, конфедерации или союза государств. Однако сплошь и рядом при описании интересов или целей того или иного политического образования принимается во внимание его территория, состояние экономики, состав населения и так далее. На мой взгляд, это грубая методологическая ошибка. Нельзя пренебрегать тем, что любой субъект обладает самосознанием и способностью волеизъявления.
Вот он, решающий аргумент в заочном споре с Шамоном и Родом! Трудно оспаривать их утверждения о предопределенности в навязываемой ими механистической модели мира. Но стоит только правильно оглянуться вокруг — и ограниченность их и убожество становятся очевидными, улыбнулся про себя Олмир. Тысячу раз прав Лоркас, призывая верить в свое могущество достичь любой поставленной цели, никогда не опускать руки. Каждый обладает правом выбора, каждый может строить свою судьбу по своему разумению.
С трудом вернувшись к нити разговора, Олмир сказал:
— Каждый субъект по-своему уникален, и потому уничтожение его сравнимо с убийством живого существа.
— Комара, например.
ebooksa