Ген подчинения

Мне вспомнилось все сразу: горячечный шепот — «простите меня, если сможете!» — руки, шарившие там, куда я не собиралась никого пускать в ближайшее время… Но точно не внутри меня, это я помнила. И никакой боли в паху я тоже не ощущала — а должна была, если верить анатомическим книжкам.

— А может, в самом деле сверху? — спросил Резников. Он стоял чуть дальше, позади Златовской. — Что-то очень уж хорошо он себя контролировал.

— Сомневаюсь. У них в полнолуние и так животные инстинкты обостряются, а учитывая, сколько я туда феромонов вылила и испарила… Да вы посмотрите, он и панталоны на ней порвал.

Сбивчивое дыхание, соленые капли, приземлявшиеся мне на лицо. Он дрожал так, как будто бил озноб, как будто был болен.

Держался, видно, из последних сил. Но держался.

А панталоны порвал, чтобы не заметили нож. Какой молодец.

— А что это у нее на ноге? Ножны, что ли? Сняли бы вы их, Милена Норбертовна.

— Резников, ну вы даете! С вашими-то связями бояться ножичка? Она и не тронет его, пока я не прикажу.

— А если действие булавки выветрится?

— Действие булавки не выветривается, это вам не опиум. Единственный вариант — перенастроить на другую булавку.

Но я больше не была под влиянием булавки! Я контролировала себя!

Это осознание почему-то пришло ко мне последним, будто я не ожидала его, будто уже успела смириться, что вся моя жизнь отныне пройдет так — без мыслей, без чувств, подчиняясь малейшим прихотям этой женщины.

Однако это не так!

Я жива!

Я цела!

И я, мать твою, с тобой поквитаюсь!

Златовская все еще стояла у края стола между моих раздвинутых ног, и резким махом ноги я ударила ее по шее, сбивая с ног. Она охнула, хватаясь за край стола: мне не удалось заставить ее упасть, как мне хотелось. Ничего — я уже садилась.

Юбка задрана — не надо лезть под нее самой, это удобно. Никогда больше не буду носить нож так высоко на бедре, никогда больше не потеряю на это лишние секунды, как в недавней драке!

Это обещание проскользнуло в моей голове быстро и резко, словно бьющая в землю молния. А вслед за нею прогремел и гром: нож в моей руке чиркнул по горлу Златовской, под ухом. Она булькнула, схватилась за рану — и повалилась на пол с выражением крайнего удивления на лице.

Я знала, что от перерезанного горла умирают не мгновенно — хотя и очень быстро, — но Златовская опасности больше не представляла. Я вскочила на столе, собираясь прыгнуть на Резникова.