Ген подчинения

22
18
20
22
24
26
28
30

Но стоят они совсем несообразно своему размеру и весу. Я вздохнула, зная, что возьму в лучшем случае песочное кольцо или, может быть, пирожок с повидлом.

Решительно миновав витрину, я толкнула тяжелую дверь с витражной вставкой, и мне сразу ударил в нос запах кофе. Пряный, с шоколадными нотками, он не просто стоял в воздухе — сам воздух в кофейне как будто был пропитан им!

Столы из темного дерева, многочисленные турки и изящные посудины с тортами в витринах — все это тоже сплеталось из восхитительного кофейного запаха. А легкие белые шторы на окнах — словно привкус молока…

Разумеется, получив такой удар по обонянию, я просто не могла больше бороться с собой, и, подойдя к прилавку, немедленно заказала самую большую чашку самого сложного напитка, со взбитыми сливками и шоколадной крошкой. Слегка опомнилась я только тогда, когда вежливый, словно вышколенный дворецкий, бариста спросил у меня:

— Чего желаете к кофе, сударыня?

Мрачно подумав, что к такому кофе я могу позволить себе только горбушку черного хлеба, я сказала:

— Нет, спасибо, это все. Сколько я вам должна?

К счастью, я вспомнила, что в таких заведениях, где сам подходишь и забираешь заказ, принято расплачиваться сразу: это все-таки не ресторация.

Бармен назвал цену. Мне показалось, что я ослышалась.

— Простите, вы не ошиблись? — спросила я, очевидно, выставив себя полной невеждой (да и невежей заодно… ух как я путала в пансионе эти два слова!). — Всего девять копеек?

На самом деле, девять копеек — это недешево. На девять копеек можно хорошо пообедать в неплохом заведении. Но кофе в наш город привозят издалека. Он стал очень моден в последние пару лет, и цену на него заламывают, как я слышала, в сотню раз против закупочной. А уж что творится в кофейнях — битвы, описанные античными писателями, меркнут перед этой кутерьмой. Несмотря на галопирующие цены, не пустует ни одна!

— Не ослышались, сударыня, — любезно склонил голову бариста. — Мы в нашем заведении любим кофе и хотим, чтобы оно было доступно каждому. Прошу садиться, официант принесет вам ваш заказ.

— Тогда… я, пожалуй, возьму еще печенье-макарон, — выпалила я едва ли без сознательного разрешения. — Нет, два… нет, три!

В конце концов, успокаивала я свою совесть, они всего-то по две копейки каждая. В сумме выйдет меньше кофе. Да и шеф, скорее всего, оплатит мне хотя бы половину, раз уж не дал пообедать дома.

Слегка смущенная, я уселась за столик возле окна — ждать своего заказа.

Тут же оказалось, что я попала в это заведение в нехарактерный для него момент тишины: буквально через несколько секунд в дверь впорхнула стайка студенток — видимо, прибежали на обед из корпуса Медицинской академии, тут недалеко. Смеясь и перешептываясь, они заказали себе кофе и шласбургский пирог на четверых; только одна подчеркнуто громко выбрала травяной чай и начала стыдить остальных за то, что они пьют «заморский продукт, да еще и повышающий кровяное давление»!

Остальные трое не обратили на нее внимание — судя по всему, привычно.

Я невольно засмотрелась на этих девушек: какие они были легкие, смешливые, свободные и аккуратные в своих белых форменных шапочках и с одинаковыми полотняными сумками через плечо. Если бы и я могла так же легко шутить и разговаривать на самые разные темы с кем-нибудь помимо шефа! Если бы и у меня была подруга — а еще лучше две или три!

Но за все годы в пансионе у мадам Штерн мне так и не удалось преодолеть застенчивость и с кем-нибудь подружиться. Одна девочка относилась ко мне по-доброму, делилась присланными из дома сладостями и защищала от остальных. Но она была старше, выпустилась двумя годами раньше меня (то есть пять лет назад) и с тех пор ни разу не написала. Наверное, она себя все-таки моей подругой не считала.

Вскоре после медичек в кофейню ввалилась пара кадетов военно-морского училища им. адмирала Грошина — того самого, мальчиков откуда мадам Штерн когда-то приглашала в пансион, чтобы мы, воспитанницы, могли получить представление о противоположном поле.