— Еще бы я не узнал, — подтвердил полковник, входя в комнату. — Я уж насмотрелся на такого же. Друг у меня был волчак, одну палатку в армии делили. Я их повадки наизусть выучил.
— А как вы думаете, полковник, — обрадовался возможности посоветоваться Иштван, — ничего, что он уже третьи сутки не оборачивается? Это ему не вредно? Может надо как-то простимулировать оборот?
— Молодой еще совсем собак, неопытный, — авторитетно заявил полковник. — Не научился пока как следует оборотами управлять. Со временем освоится и перестанет в измененном облике застревать. Не надо его никак стимулировать. А вот позвать можно. По имени. Если близкий человек зовет, оборотень захочет ответить и в человека снова перекинется.
— Спасибо, полковник! — Иштван готов был просто расцеловать старика, но вместо этого неожиданно спросил, смущаясь: — А вас никогда не напрягало, что ваш друг… не такой, как вы?
— А чему ж тут напрягать-то? — удивился старик. — Все мы чем-то не такие. Главное, что друг он был надежный. В войну я его потерял, волчака своего. Больше уже такого верного товарища у меня не было.
— А я сегодня потерял, — признался Иштван, — того, кого считал другом. То есть сегодня узнал, что напрасно считал. Друзьями мы, как оказалось, и не были. Сначала он меня предал, а теперь я его…
Полковник посмотрел пристально, вздохнул и потянул из кармана фляжку.
— А давайте, Иштван, мы с вами по коньячку примем? — сказал он печально. — В целях борьбы с бессонницей и пока мадам Эпине не проснулась.
Полковнику привычное лекарство помогло, и он вскоре отправился спать. На Иштвана же коньяк не подействовал, и ночь оказалась долгой и горькой.
Когда начало рассветать, он взял со стола ларвали и спустился в кухню. У образцовой хозяйки мадам Эпине все уже было подготовлено с вечера — плита вычищена, уголь сложен в корзине рядом с растопкой. Оставалось только придумать из чего соорудить подобие тигля. Иштван выбрал небольшую чугунную жаровню, бросил в нее ларвали и зажег в плите огонь.
— Эгон нас убьет, — тихо произнесла за его спиной Мия.
— Меня, — поправил Иштван, не оборачиваясь. — Я скажу, что усыпил твою бдительность вместе с телом.
— Твои ларвали могут принести очень много добра, — заметила Мия.
— Или столько же зла. Не хочу рисковать. Как оказалось, ларвали являются искушением даже для меня самого. Когда-то я давал себе клятву не использовать способность к внушению без конкретного запроса и ведома пациента. Сегодня я ее нарушил — используя ларваль, заставил графа отменить помолвку Аннель и отпустить ее в Академию. Я все-таки влез в его голову, Мия! Будь я все еще саггестором, мне следовало бы отказаться от практики. Но поскольку отказываться уже не от чего, я должен уничтожить ларвали.
— Делай, как считаешь нужным.
Иштван обернулся. Мия стояла босиком на клетчатом плиточном полу, зябко куталась в зеленый пеньюар, утонув в нем почти до кончика носа. Он шагнул к ней, обхватил, уткнулся в этот кончик и прошептал с, наверное, последней искоркой надежды:
— Почему Эгон так тревожится за тебя?
— Мы друзья, — выговорила Мия.
Иштван резко выпустил ее, отстранился и снова взял тигль.
— Ну что ты от меня хочешь? — простонала Мия измученно. — Что я должна сказать?