Голое человеческое тело было чёрным, словно покрытым тончайшей паутинчатой кожей, но затем грязь без остатка втянулась в него, и взгляду никого предстал молодой, идеально сложенный человек двадцати трёх лет, с упрямыми слегка кудрящимися вихрами и пустой глазницей.
— Неопознанный этноид, раса человек, нейросигнатура отсутствует, опознавательные признаки отсутствуют, уровень угрозы: неясен. Закон свободных территорий Сети предписывает вам…
— Ой, утихни, — фыркнул парень. — Пароль: «Можно дважды войти в одну и ту же реку». Боже, какой я был пафосный.
— Пароль принят. Добро пожаловать, Одиссей Фокс!
— Нет, моё имя теперь будет Иннокентий, запомни, консервная банка.
— Шутка разгадана, а потому не удалась, — чуть помедлив, с достоинством ответил Гамма.
— Развиваешься, — одобрительно усмехнулся Фокс. — Иннокентием звали мою левую пушку, когда я был космическим пиратом. Но об этом в другой раз.
Он с наслаждением потянулся разгорячённым от перерождения телом, ощущая ликование в каждой клеточке. Ну, не буквально в каждой — но радость жизни переполняла молодого человека. Он вставил в глазницу глаз сайн, напялил любимый свитер и расхохотался:
— А штаны-то не напечатал! Вот старый дурак!
— Запускаю печать штанов, — тут же среагировал невероятно сложный и в высшей степени развитый искусственный интеллект.
Чёрный овал, неподвижно спавший на приборной панели, плавно и бесшумно раскрылся, явив миру аспидно-чёрную птицу, гладкие линии которой удачно сочетались с угловатыми чертами и острейшим клювом.
Птица потянулась к человеку раскрыла клюв или, скорее, ужасающую клювчатую пасть, и издала подозрительный вибрирующий вскрик. Парень зажал уши и внезапно заорал ей в ответ, пытаясь попасть в тон. Получилось что-то похожее на:
— Ийййяяяяиооооохххххрррррррщщщщщщщсссзззззззззззздрщ!
Птица с удивлением отступила, качая безглазой головой и как бы оглядывая странного юношу с ног до головы (включая проникающий виброскан внутренностей). Затем она без предупреждения скакнула через всю рубку, уселась к нему на плечо и обмотала длинной шеей его шею, а крыльями накрыла плечи, словно диковинной пелериной. И довольно замерла, положив голову ему на макушку.
— Чернушка, — ласково погладил её Одиссей. — Ты меня узнала. Значит, всё будет хорошо.
Он взял новые брюки в руки.
— Сколько раз ты перерождался?
Парень вздрогнул, потом замер и вздохнул. «Попался!» было написано на его лице, ведь он узнал голос.
— Не так уж и много, — дипломатично ответил он, сняв Чернушку и отложив её в сторону, а затем повернулся.
Афина возвышалась в тёмном углу рубки, высокая и величественная, два с половиной метра ростом. Её тело сгустилось до материального, никакого свечения, полностью непрозрачное и почти как живое. Одеяние олимпиаров, серебряный венец наследной принцессы, красота. Кажется, её отец оказался не разочарован.