— Что за сектантские глупости? Вы нарушаете протокол! — с негодованием выкрикнул Шакрюк. — Немедленно покиньте зал совета, имбецильные дикари!
— Из этого зала никто не уйдёт, — низким, приятным баритоном ответил гобур, выступая вперёд, словно вкрадчивая скала. — Слушайте внимательно, нечистые. Я расскажу про ваш единственный шанс спастись.
— О звёзды! Я этого не выдержу! — завопил маленький лиловый хистероид, он забегал по кругу, беспорядочно стуча в стены в поисках выхода.
Целители рвались из зала, толкаясь у дверей, одновременно пытались связаться с административной системой или ближайшим отделением UFO, включить исчезнувшее защитное поле — но вся техника перестала работать и превратилась в мёртвый груз. Выключились даже нейры в головах, а это ударило по детям развитых миров сильнее всего. Для тех, кто родился с нейром и вырос вместе с ним, оказаться без чипа было всё равно, что потерять часть себя, половину мозга и одну из рук. Несчастные в ужасе или в ступоре хватались за головы, не понимая, как можно жить самому по себе.
— Это какой-то диссонирующий импульс! — шикнул приземистый ящерн, пытаясь силой открыть створки дверей. — Прерваны связи между нодами, и вся техника умерла!
— Вы стали рабами своей технологии, — наставительно произнёс гобур. — И теряете голову, стоит её отключить. Разве не жалкое зрелище? Поймите, что самая лучшая технология — самая древняя. Взгляните на эту машину, разве её красота не поражает? Божественная механика, шестерёнки судьбы. Вы, избалованные чудодейственными полями и стерильной нодотроникой, считаете механику примитивной. А мы понимаем, что она — венец технологий. Дальнейшее развитие лишь оскверняло её.
Какой же приятный у этого фанатика был голос! Бархатистый, звучный, убедительный, к нему хотелось прислушаться, с ним хотелось соглашаться. Это весьма диссонировало с желанием забить ему в глотку одну из зазубренных пил.
— Кто-нибудь, спасите нас! — заскулил маленький хистероид.
— Какие у вас требования? — уже не столь уверенным голосом, а почти фальцетом выкрикнул Шакрюк. С каждой секундой он убеждался, что выбраться из зала совета не выйдет, связи с внешним миром обрезаны, и всё сильнее чувствовал себя в западне. — Мы готовы к переговорам!
— Конечно, готовы, — покровительственно улыбнулся гобур. — А требования… Вы и сами прекрасно понимаете.
Он повернулся к принцессе, и всю добродушность как ветром сдуло. На Ану смотрел прищуренный, ненавидящий взгляд.
—
— К вашим услугам, — скромно кивнула принцесса.
Афина-5
— Ненасытные чудовища, вам всегда и всего мало, — вкрадчиво сказал гобур, он сделал шаг вперёд и сжал огромные кулаки, едва сдерживая дрожь ненависти. — Вы завоевали сотни систем и взяли обманом тысячи. Вы обобрали все планеты до единой, и живёте, утопая в роскоши. А мы ютимся на клочке отнятого у нас богатства, каждый день сражаясь за выживание.
— До нас эти миры жили куда хуже, — мягко возразила Ана. — А идея разделить блага поровну вопреки их естественному распределению — самая плохая идея в мире. Если бы вы чуть-чуть понимали в экономике и мироведении, то никогда бы такого не пожелали.
— Мы не получили образование, потому что вам не нужны образованные подданные! — загрохотал гобур. — Вам нужны рабочие, и вы заставили работать тысячи миров!
Ана лишь покачала головой, не согласная ни с одним его словом.
— Наш спор легко разрешим, — пугающе засмеялся гобур. — Я перестал батрачить на псевдо-богов и обратился за спасением к единственной вечной истине… и Госпожа Смерть ответила.
Фареец прикрыл глаза и потянулся вверх, выгибаясь в религиозном восторге. Было не трудно догадаться, что именно он вспоминает. Для посвящения во внешний круг требовалось только отринуть прошлую жизнь, принести клятвы и выбрать обет. А во внутренний круг секты можно было попасть только совершив ритуальное убийство кого-то из «нечистых». То есть, обычных людей, которые имели наглость продлевать или облегчать свою жизнь с помощью имплантов и других технологий.