– Разрешения жить в этом городе и зарабатывать себе на приличное существование, разумеется.
Парни снова закурили. Швец явно растерялся от такого поворота разговора, потому Иванов решил сам разрулить ситуацию.
– Допустим, мы не будем препятствовать. Но хотелось бы знать, откуда вы, с кем мы имеем дело, включая историю о пирожках с пальцами, и так далее…
– Разумно, – кивнула женщина. – Я расскажу всё, но это надолго.
– Ничего, время у нас есть, чай тоже.
– Ну хорошо… Слушайте… Я родом из славного французского города Марселя. В шестнадцать лет влюбилась в одного моряка торгового флота и была настолько дурой, что переоделась в мужское платье и сбежала с ним на его корабле под видом юнги. Но долго наше счастье не продлилось. В Одессе он, презрев мои чувства, отправился в бордель, где напился пьяным с местными дамами. Вернувшись – открыл нашу тайну капитану и меня вышвырнули на берег. Корабль, естественно, уплыл вместе с возлюбленным и более мы никогда не виделись.
У одинокой девушки дорог в чужом городе немного. Моя привела в дом любви, который стоял у лестницы. По ней люди шли из порта в центр Одессы и обратно. Там прошли мои юные годы…
Затем я постарела, подурнела, но благодаря моим старым клиентам, ставшим почти моей семьёй и дружбе с бордель-маман, меня не выгнали. От скуки я научилась готовить. Что угодно, но больше всего мне удавались пирожки. Поверьте, я едва доносила последний десяток до Привоза. Выручка была вполне себе, и я даже начала понемногу откладывать на билет до Марселя. Хотела увидеть свой дом, сестричек…
Машка захлюпала носом, тайком вытирая глаза платочком. Роза это заметила и улыбнулась ей.
– Милая девушка, не надо меня жалеть. Я вполне была довольна своей судьбой, пока не появился тот грек…
– Какой грек? – невольно перебил Иванов. Его этот рассказ начал сильно занимать.
– Он пришёл к нам вышибалой. Огромный, злой, совсем-совсем не говорил по-русски. А через полгода неожиданно умерла хозяйка нашего дома любви. Здоровая, ещё не старая женщина. На её место пришла дочка, пигалица, каких не бывает, и стала меня выживать. Но тут всплыл нюанс, – это слово Роза произнесла исключительно красиво, на чистом французском. – По завещанию моя комната оставалась за мной, что новую владелицу бесило жутко. Если бы не публичность и постоянные гости в коридорах – меня бы попросту вышвырнули, и полиция бы не помогла.
А потом у меня в пирожке нашли человеческий палец. Дальше скорый суд, где меня никто не слушал, петля. Но это не я! Это не я убивала тех бедолаг! Я брала мясо у торговца Цапенко, третье место слева! Я умоляла проверить мои слова, найти правду, но пристав лишь смеялся и говорил, что бегать как блоха по Привозу он ради такое мерзости, как я, не станет!
Швец решил прервать начинающуюся от воспоминаний истерику.
–Так, а грек тут причём? – грубо оборвал он женщину.
– О-о-о! – она закатила глаза и заломила руки. – Э то страшный человек! Он – колдун! Он это всё и придумал!
– Чего?
Роза немного успокоилась, вздохнула и стала говорить более связно.
– Понимаете, когда я сидела перед казнью в одиночке, он ко мне приходил поиздеваться. Дал гроши охране – они и пропустили. Грек смеялся мне в лицо; говорил, что моя душа будет навеки принадлежать ему и его роду. Я хорошо понимаю греческий – в моём ремесле без знания языков никак, и потому решилась расспросить его подробнее, чтобы утром доложить приставу или судье в надежде на пересмотр дела.
Этот мерзавец мне и рассказал, что они убивали клиентов, расчленяли их, а потом понемногу топили в море. Зачем? – спросила тогда я. Ради денег – глупо. Девочки всегда у пьяненького последний медяк и без злодейства легко вытянут. Да они сами отдавали за лишнюю улыбку! А тут такое непотребство!