САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА

22
18
20
22
24
26
28
30

 - Ох, и бесстыжая ты рожа! – заголосила тётенька. – Сначала напугал до смерти, а теперя скоромничает!

 - И ещё самогонку хотел забрать, - поддакнул дяденька.

 - Скажите спасибо, живыми оставляю, - добродушно возразил Семёныч, погрузился в телегу, запустил движок и отвалил.

 - Опасный ты человек, - с плохо скрываемым сарказмом заметил Сакуров.

 - Да, брат, со мной не шути, - горделиво ответил Семёныч, - самогонки выпьешь?

 - Нет.

 - Тогда я сам.

 - Не поплохеет?

 - Мне!?

 - Чёрт с тобой, делай, что хочешь. Давай только от этих оторвёмся.

 - Да, не стоит их расстраивать ещё больше…

 Не доезжая до поворота на Угаров, Семёныч заснул. Но заснул профессионально, предварительно свалившись на обочину. Сакуров выругался, отпихнул Семёныча на пассажирское место и повёл машину сам, уповая на благоразумие гаишников, предпочитающих собирать взятки с тучных российских пажитей в светлое время суток. Гаишники его не подвели, и Константин Матвеевич благополучно добрался до деревни, где, несмотря на поздний час, их с Семёнычем поджидали Варфаламеев, супруга Семёныча и старый навозный жук Мироныч.

 «А этому что надо?» – успел подумать Сакуров и едва увернулся от разъярённой Петровны, которая, не увидев за рулём кормильца, решила выместить свою злость на безобидном Сакурове. Но верный друг Петька Варфаламеев, когда Константин Матвеевич вылезал из салона, а Петровна попёрла на него с каким-то дрыном в руке, незаметно подставил вздорной бабе ногу. Петровна растянулась возле машины, а оттуда уже вылезал посвежевший Семёныч.

 - Здорово, жена! – заорал он и пнул супругу. – Ты чего это здесь валяешься?

 - Скотина! – заголосила супруга, встала и хотела приложить Семёныча, но тот превентивно дал ей в ухо и скорым шагом направился к избе Сакурова.

 - Петька, за мной! А где Жорка?

 - Где? Дома. Где же ему быть? – зачастил Варфаламеев, догоняя односельчанина.

 - Его жена ещё не уехала? – поинтересовался Семёныч.

 - Нет.

 - Вот мы её сейчас на самогонку раскрутим! – потёр руки Семёныч. – Мироныч, пень трухлявый, пить будешь?