Овердрайв

22
18
20
22
24
26
28
30

  Я опустился на колени, закрыл руками лицо и глухо застонал. Конец мира наступил, бездна всё‑таки вырвалась на волю… Я наконец понял — я не терял ее. Её никогда и не было.

  На мое плечо легла рука. "Ее ведь не было?" — повторил я вслух. "Жизнь — это бесконечная боль", — ответил спокойный, бесчувственный голос. "Ты выдумал ее, чтобы не испытывать боли. Все это время ты лгал самому себе. Пришло время проснуться".

  "Кто ты?" — Спросил я, хотя это не имело уже никакого значения.

  "Мое имя Майтрея".

  Я поднял голову и посмотрел в его глаза. Оттуда на меня смотрела невыносимая пустота…

***

— Невыносимая пустота, — прошептал Томаш.

— Что вы сказали? — Откликнулся мастер Лаа.

— Не важно, — он закрыл лицо руками. Молчание затягивалось.

— Так вы последовали моему совету?

— Да, — усмехнулся Томаш, — последовал. — Я ездил в Ангкор–Ват, побывал еще у нескольких святынь… И знаете что? Я ни черта не почувствовал. Ни черта!

— И все‑таки что‑то в вас изменилось, — с сомнением произнес Лаа.

— Вы правы. Я кое‑что понял там… — Он замолчал, собираясь с мыслями. — Поиски сути, чистый взгляд на мир — чушь собачья! Всё, что я искал — это вдохновение. Я ведь говорил, что я писатель? Вряд ли вы читали хоть одну мою книгу, но в Европе мое имя известно. Я пишу в классическом жанре XX века. Сейчас его название обзавелось десятками приставок, но суть осталась прежней — город, застывший под бесконечным дождем и потерянные души в его пустом чреве… Сделай хоть шаг в сторону, забрось своего героя из мрачного Нью–Йорка в солнечную Бразилию — пусть даже все остальные слагаемые — одиночество, падение, безнадёга — останутся прежними, и вашу книгу не купит ни одна Сеть! Читатель не ожидает от вас откровений, нуар в его понимании — не более чем набор расхожих клише. Поэтому я просто тасую сюжетные ходы — перестрелки и драки, погони по извилистым грязным улицам и выкуренная в одиночестве последняя сигарета. И люди жрут это! Жрут — и просят добавки! А я сажусь и пишу очередной бессмысленный роман о частном детективе, который в одиночку борется с преступностью… Меня давно тошнит от этого мертворождённого ублюдка. И от читателей, для которых я пишу это дерьмо! А больше всего — от самого себя!

  Томаш перевел дыхание. Мастер Лаа хотел сказать что‑то, но тот знаком остановил его.

— Когда я пришел к вам, я думал, что где‑то там, внутри, найдутся и другие сюжеты. Другие слова. Настоящие. Пусть не для массового читателя, а для какого‑то узкого круга… А потом я заглянул в пустоту, не испоганенную информационными потоками. Туда, где не существует никаких слов… И знаете, что я понял? — Он резко поднялся, глаза его лихорадочно горели. — Ни хрена во мне нет, мать вашу! За чужими сюжетами и бессмысленными клише, за плоскими героями и штампованными диалогами нет ничего! Я думал, что сумею обрести свое собственное звучание — а оказалось, что я немой. Я пишу вещи, похожие на тысячи других, не потому, что мой мозг забит чужой информацией. В нем попросту отсутствует что‑то свое! Никакого внутреннего храма нет и в помине… Я не могу найти вдохновение не потому, что оно покинуло меня — его никогда и не было. Все это время я лгал самому себе…

  Он устало опустился на кресло, закрыл лицо руками.

— Послушайте, Томаш, — не сразу заговорил мастер Лаа, — вы же не станете требовать, чтобы мы вернули вам деньги? Я с самого начала говорил вам, что мы продаем только пустоту — и ничего больше. Никто не виноват, что в вашей душе не нашлось никакой основы, краеугольного камня, который мог бы стать фундаментом…

  Томаш поднял голову. Глаза его были пусты.

— Вы правы, никто в этом не виноват, — сказал он чуть слышно. — Не волнуйтесь, я не стану ничего требовать. Свою часть договора вы выполнили. Но я хотел бы еще раз воспользоваться вашей капсулой…

  Лаа чуть заметно улыбнулся.