– Усек, – весело отозвался Джонс. – Все они одинаковы, это богатое старичье, хотя смотреть на них гораздо веселее, чем на какое-нибудь чертово дзайбацу… Ну разве бывает, чтобы дзайбацу покоцали, а? Возьмем старого Эшпула – мой земляк был, – который все это построил. Говорят, собственная дочь ему горло перерезала, а теперь она так же сбрендила, как старый Луд, забилась куда-то в своем фамильном замке. Место ведь было когда-то частью этого замка.
– Рез… я хочу сказать, мой пилот что-то такое говорила. И моя подруга в Париже недавно упоминала Тессье-Эшпулов… Клан… рассыпался?
– Рассыпался? О господи! Да просто псу под хвост! Сами подумайте: мы с вами ползем через то, что когда-то было сердечниками баз данных всей корпорации. Это железо скупил какой-то посредник из Пакистана. С обшивкой все в порядке, и в микросхемах полно золота, но его не так легко извлечь, как кое-кому хотелось бы… Эта огромная хреновина так и висит здесь с тех самых пор, один лишь Луд для компании – или, наоборот, она для компании Луду. Пока не пришел я. Вот так. Думаю, однажды сюда поднимутся бригады из Пакистана и примутся резать… Но забавно, как много всего тут до сих пор работает, по крайней мере иногда. Слышал я одну байку, она меня сюда и привела. Хотя Тессье-Эшпулы якобы стерли тут всю память…
– Но ты думаешь, сердечники еще исправны?
– Господи, да. Так же как и Луд, если, конечно, можно называть это исправностью. Что, по-вашему, представляет собой этот ваш шкатулочник?
– Ты что-нибудь знаешь о «Маас-Биолабс»?
– «Мосс» что?
– «Маас». Они делают биочипы…
– А, эти. Ну это, пожалуй, все, что я о них знаю…
– Лудгейт о них говорит?
– Может, и говорит. Не то чтобы я его внимательно слушаю. Луд много чего болтает…
27
Дыхание станций
Ховер полз по улицам, обрамленным ржавеющими штабелями мертвых машин, кранами мусорщиков и черными вышками плавилен. Тернер держался задворок, пробираясь в западный сектор Муравейника, и со временем завел ховер в узкий кирпичный каньон – бронированные борта, задевая за стены, высекали искры – и вогнал его прямо в стену покрытого сажей прессованного мусора. Оползень отбросов завалил машину почти до крыши, и Тернер отпустил управление, глядя, как из стороны в сторону раскачиваются поролоновые игральные кости. Последние двенадцать кварталов стрелка индикатора горючего колебалась на нуле.
– Что там произошло? – спросила Энджи. Ее щеки в отсветах от приборной доски были зелеными.
– Я сбил вертолет. В общем – случайно. Нам повезло.
– Нет, я имею в виду после того. Я была… Я видела сон.
– Что тебе снилось?
– Большие штуки, они двигались…
– У тебя было что-то вроде припадка.