Карболитовое Сердце

22
18
20
22
24
26
28
30

— Нельзя мне финики, Ваня. У меня потолок в бункере — всего семь метров. Это тебе здесь хорошо: пробил перекрытие к соседям вверх или вниз — и пальма дальше растёт. Лет через пятьдесят будет у всего дома в кухне своя пальма. Финики свои, опять же…

Немудрено, что уже вечером того же дня, а было это в конце декабря, пальма была решительно водворена на заднюю площадку трамвая, невзирая на визг вагоновожатой. Так и ехали: все с ёлками, а Филин и бабушка — с пальмой. В зоомагазине финик равнодушно задвинули на реализацию в тропический лес, занимавший западную часть подвала. Многого не обещали.

И вот прошло три месяца с гаком, и на дворе апрель-месяц, и повсюду пахнет матушкой сырой землицей. А Филин и бабушка стоят посреди зоомагазина, а перед ними стоит их любимая пальма. Финик иссох, дополнительно запылился побелкой с потолка, но вытянулся преизрядно. Ваня прикинул, что пальму придётся класть по диагонали кухни, иначе никак. В целом по весне джунгли в магазине погустели, раскрыв свои объятия навстречу человеку. Из-за кадки с алоэ в самой чаще на этого человека с аппетитом пялился всё тот же неопрятный варан, изрядно разжиревший с декабря.

Над знойным пейзажем мушкой вилась маленькая приветливая продавщица. Она была так рада, так счастлива лично встретиться с хозяевами этого… удивительного растения! К сожалению, пальмочка не продалась. Так что забирайте, всё с ней хорошо, вон, подросла-то как, милая. Даже бабушкины мольбы, посулы и угрозы не подействовали. Забирайте и всё, доброго вам дня.

Без денег, но под пальмой, злые и озадаченные, бабушка с Филином стояли с краю небольшой площади перед киношкой, с того угла, где камер поменьше. Филин курил самокрутку и с тоской думал о пиве, потому что от мыслей о финике воротило с души.

Бабушка же глядела по сторонам хмуро и оценивающе, что-то прикидывала. Похоже, её внутренний полководец, проиграв битву, собирался всё же выиграть войну. Оставив внука тосковать под сенью пальмы, старица величественно удалилась в ближний перелесок, к истоку Очаковки. Из насаждений она явилась через пять минут волшебно преображённой. Свою куртку бабушка вывернула на оранжевую сторону, цветастую нижнюю юбку переодела наверх, а голову лихо повязала цветным платком. Завершающим штрихом стали тёмные очки на поллица, с трещиной — из лесу, вестимо.

— Иди-ка ты, внучек, пива своего дурацкого попей, а я тут пока… — Её голос полнился нотками, вызывающими доверие и желание отдать деньги. Ваня ещё только шёл к автопоилке в павильоне метрошного входа, а старица уже загарпунила некоего беспечного подростка. Пошатываясь с опорой на две трости, она нависала над несчастным, угрожая рухнуть вот прямо тут.

— Мальчик, ты пионер? — вопрошала она проникновенно. Что бы там ни отвечал мальчик, это ничего не меняло.

Через пять минут, когда Филин вернулся с кружкой газировки с сиропом, красный от натуги пацан уже затаскивал ведро с пальмой на крыльцо аптеки «Русский Фармовар» Бабушка, тяжело опираясь на палку, придерживала дверь, а потом вдруг спохватилась:

— Ох, а палочка-то моя где? — Одна бабушкина трость так и осталась прислонённой на лестнице кинотеатра. — Давай, пионер, заноси пока, а я сейчас!

Бабушка аккуратно прикрыла дверь за тимуровцем с пальмой и тихонько, а потом всё быстрее и быстрей двинулась за палочкой. Цапнув трость, она пулей пронеслась мимо внука к лесу, подняв своими одеяниями ветер. Рыча «Ходу, ходу!» пожилая дама с хрустом вломилась в густой подлесок. Через минуту с другой стороны из посадок на улицу Тёплый Стан вышла уже привычная Филинова бабушка. Не мешкая, она остановила трамвай, вскочила на заднюю площадку и скрылась прочь, со звонками и электрическими искрами. Шпионка — это на всю жизнь.

И лишь тогда с лязгом распахнулись двери аптеки, и на улицу запоздалой пулей вылетел яростный провизор, длинный и нескладный. Пока он вглядывался в городские дали в поисках коварной старицы, за его спиной крался прочь давешний пионер, бочком-бочком, да и припустил к метро. На бегу отрок снимал с себя значок и галстук: хватит на сегодня тимуровских подвигов.

Обнаружив бегство свидетеля, нерасторопный фармацевт в бессильной злобе врезал по двери, рассадив тонкую медицинскую длань. Тоскливый вой распугал воробьёв у крыльца столовой:

— Твари! Я вас найду! Я вас всех найду!

За спиной провизора в стеклянной витрине аптеки слитной стеной зеленели фикусы, алоэ, каланхоэ и пальмы. В основном, конечно, настоящие финиковые пальмы.

«Эх, финик, — подумал Ваня. — Вот ты и выпорхнул из родимого гнезда. Ну, среди своих тебе всяко веселее будет. А ты, фармацевт, держись!» С тем Филин отпил газировки.

Но роман с фиником вовсе не был окончен. Через месяц поутру в Ванины двери стучали. Два взопревших городовых стояли по сторонам могучего древа, лежащего подобно мачте погибшего корабля.

— Гражданин Филин! — Сказали городовые. — Вы узнаёте свою пальму?

— Это он! — Поражённо воскликнул из-за угла побледневший провизор, прятавшийся до того в лифтовом холле. Мент, который побольше, неторопливо вынул из планшета целую кипу квитанций, распечаток и фоток, завёрнутую в газету «ЗОЖ». Со всем этим в охапке правоохранитель угрожающе-весело забубнил:

— Тэ-э-экс… Значит, гражданин хороший, вот это счёт за эвакуацию, вот — за складские услуги. Эта бумажка не нужна, за доставку можно заплатить лично мне, с весенней скидкой. Ах, да! — Городовой вынул ещё одну пачку листов. — Вот ещё протокол происшествия, подписать здесь, здесь, и вот тут…