Когда Вик проснулся, еще стояла ночь, и он был один.
Он пошел искать ее в анфиладе комнат. Белая обивка и слои каких-то этнических тряпок сменялись мраморной плиткой до уровня плеч да крупными черными и белыми квадратами линолеума; затем потянулись зеленые шелковые обои и темные половицы, неравномерно истоптанные, но как следует отполированные. Везде предметы: перья с мертвого чужака, музыкальные инструменты и их угловатые тени, три наброска портретов чьих-то предков в тонких черных рамах японского стиля. Керамика неведомой культуры, за тысячу лет отсюда по Пляжу миллион лет как слитой в канализацию. От комнаты к комнате все менялось, кроме окон, и через окна падал ровный чистый городской свет, отбеливал цвета, подчеркивал музейный простор, приближал все на своем пути к пустоте. Он обрадовался, что его пробили мурашки. Это значило, что он жив.
– Миссис Кьелар? – позвал он. Вот она: полулежит, обнаженная, на подоконнике, поджав ноги и выгнувшись в талии так, чтобы не смотреть на него. Острые хрупкие плечи поддерживали верхнюю часть тела, опираясь о подоконник; руками она закрыла лицо. Она едва заметно покачивалась из стороны в сторону. Вик коснулся ее.
– Миссис Кьелар?
Ответа не последовало. Язык ее тела говорил, что она ждет самого страшного.
«У меня тело затекло, – вспомнил он. – У меня тело затекло».
– Я вас туда отведу, – пообещал он. – Скоро.
В другом конце города человек, похожий на Эйнштейна, удовлетворенно посасывал пустую трубку и кивал собственным мыслям.
– В кои-то веки эта технология сработала, – сказал он ассистентке. – Он у нас на крючке.
И снова покивал.
– Вик у нас на крючке, – сообщил он.
– Не понимаю как, – отозвалась ассистентка.
Уже светало, она проголодалась. Они десять часов напролет сидели в офисе Эшманна, склеивая воедино разрозненные детали нанокамерных записей; Вик Серотонин, сам того не зная, пронес эту устаревшую глючную аппаратуру в квартиру Элизабет Кьелар, и нанокамеры смешались с пылью, аэрозолями пота и влаги от дыхания, крошечными, дрейфующими в воздухе частицами кремовой кожи хозяйки. Кончилось дело тем, что поток картинок заморозила своеобычная последовательность ошибок декодирования и ретрансляции, и Эшманн с ассистенткой остались сидеть, глядя, как обнаженный турагент заботливо склоняется над Элизабет Кьелар, распростертой поперек подоконника в неуклюжей позе, открыв рот что-то сказать ей и отражая свет одним глазом так, что возникала неуместная ассоциация с настороженным псом.
– Отвези меня домой, – велел Эшманн, – и, может, я тебе по дороге расскажу.
Но в машине он передумал и взялся рассказывать про свою жену. Ассистентка не поняла, с какой стати. По его настоянию она опустила крышу. Вид у детектива был усталый и веселый, он казался чуть уязвимее обычного, седые волосы растрепались в потоке холодного утреннего воздуха над «кадиллаком». Ассистентка предложила остановиться где-нибудь перекусить, но сыщик раздраженно отмахнулся.
– Моя жена, – продолжил он, – страдала агорафобией. Ты этого не знала.
Ассистентка затруднилась с ответом, сбившись на череду обычно успокаивающих ее действий: глянуть в зеркальце с водительской стороны, переключиться на другую передачу, притормозить, пропуская стайку культиваров, что брели через дорогу перед «кадиллаком», – пьяные, избитые в мясо, довольные после кровавых боев на арене.
– Тебе полезно будет узнать, – сказал он. – Тебе стоит меня послушать сейчас, если хочешь понять значение убийств Неонового Сердца.
– Я могу слушать и рулить одновременно, – заметила она.
– Ты так говоришь.
ebooksa