Пустота

Антуан осведомился, почему Лив Хюла сочла необходимым его уведомить.

– Не лезь в бутылку! Не смей лезть в бутылку, Антуан! У меня, блин, работы непочатый край! У меня на рабочем месте не должно вонять чужой блевотиной!

Антуан придерживался мнения, что превзойти скверностью аромата одеяло, которым Лив привыкла накрываться во время работы, невозможно.

– Да пошел ты, Толстяк Антуан.

– Правда глаза колет.

– Антуан, мне иногда кажется, что ты такой же мудак, как Тони Рено.

Сухой смешок из обитаемой секции.

– Нет на свете другого такого мудака, как Тони Рено, – заявила Ирэн.

– Мы все чувствуем правду, стоящую за твоими словами, – уступила Лив Хюла. – А теперь, Антуан, – самым мирным голосом, на какой оказалась способна, – помоги мне. Я не понимаю, на что смотрю.

Антуан тоже не понимал. Петушиный хвост пыли метался между низких холмов вокруг порта. Яростная нота энергии сопровождала его передвижения. Сенсорные массивы «Новы Свинг» фиксировали радиоизлучение ближнего охвата, сверхсветовые передачи более широкого и какой-то радар, но понять ничего не удавалось. Курс объекта логичностью тоже не отличался. Он напоминал искру, снующую по беззаботно разложенному бикфордову шнуру, или странную элементарную частицу, описывающую петли в невидимых полях. В тридцати милях на пустоши он внезапно исчез. Пыль медленно осела. Раз за разом прокручивая запись, Антуан не приближался к пониманию случившегося. Объект был слишком мал для машины, но слишком быстр для человека.

– Не знаю, что это, – сказал он.

К тому моменту они уже выбрались наружу. Ирэн, посетившая пятьдесят планет еще до четырнадцати, узнала свалку с первого взгляда. Мамбо-Рэй – местечко никудышнее, ну разве что залетная пара пожелает запечатлеть на голограмму свой секс на фоне индустриальных развалюх в прикольном свете. Не столько планета, сколько аксессуар специфического жизненного стиля. Мы тут классно потрахались и вам желаем того же! Тридцать пять градусов выше нуля, влажность нулевая. Во рту металлический привкус: богатая редкоземельными элементами пыль носилась по бетону под ветром, скапливаясь в углах деревянных построек терминала и разлагаясь уже с момента, когда покинула древний культурный слой. Окружавшие космопорт пригорки разъело эрозией, и на свету проявились ошметки прежней жизни этой части гало: огромные загадочные бесплотные радиоактивные скелеты, а может, архитектурные фрагменты. Повсюду в едва уловимых градиентах Зоны Сумерек на Фунен вдоль горизонта на тонких хрупких ножках сновали галлюцинаторно огромные насекомые[53].

– Господи-и, – выдохнула Ирэн, – планета тараканов. – И вдруг нагнулась. – О! Я нашла камушек в форме сердца!

После краткого спора с Лив, которая высказала мнение, что это не более чем чужацкий зуб, вымытый из древнего аллювиального осадка, Ирэн преподнесла камушек Толстяку Антуану, и женщины отправились искать бар «Змеиный укус». Антуан смотрел, как они уходят через разогретую цементную ВПП, продолжая спорить и смеяться, рука об руку: вечный жаркий день заострял изображение и придавал ему почти невыносимую четкость. Потом он вернулся на борт «Новы Свинг» и оглядел камень. Розовый, прозрачный, полный маленьких пузырьков, взвешенных в паутине крохотных плоскостей скалывания. Это был не зуб. Антуан потер камень большим пальцем и вызвал М. П. Реноко.

– Мы на месте, – сообщил он.

– Алло? – ответили ему. – Алло?

Линия сбоила. Если это и Реноко, кажется, он уже с кем-то другим говорит.

– Ты здесь? – произнес Антуан.

– Алло! – прокричал голос. – Ну наконец-то!

– Это Реноко?