Сеть

– И что из этого следует? – спросил я.

– Это доказывает дискретность, прерывистость, делимость сознания. И так же, как структурируется любой объект материального мира, структурируется и такое явление, как сознание. Если мы двинемся «вниз», или, точнее, вглубь по «лестнице» структурирования материи, то от физических сочленений того или иного конкретного материального предмета, от сочленений, видимых глазом, мы перейдём к химическим элементам, составляющим этот предмет, дальше, от них спустимся на молекулярный уровень, затем на атомарный и, наконец, упрёмся в мельчайшие «кирпичики» материи – в элементарные частицы… Такой же путь мы можем проделать и в сфере сознания, поскольку мы с вами только что договорились, что оно тоже делимо.

– Да, и что же?

– А ведь если по лестнице можно пройти вниз, то по ней же можно пройти и вверх, так ведь?

– Конечно!

– Но если мы пойдём вверх, то на определённой «ступеньке» этой «лестницы» мы перестанем видеть окружающие объекты, они перестанут быть доступными нашему зрению. То есть, мы видим этот стол, видим этот дом, лес, поле до горизонта, – но вот увидеть целиком планету Земля, на которой находится и поле, и лес, и дом и стол – мы не в состоянии. И атомов, составляющих этот стол, мы тоже не можем видеть. Нашему человеческому восприятию одинаково недоступны слишком крупные или слишком мелкие «комплектующие» материи. То же самое можно сказать и о составляющих сознания, как вы думаете, Илья, а?

– Кажется, я начинаю понимать, почему проект называется «Матрёшка»… – задумчиво протянул я в ответ.

– Да, вы правы, – бросив на меня быстрый взгляд, сказал доктор. – Я сейчас привёл вам, как иллюстрирующий образ «лестницу», но точнее, конечно, образ «матрёшки», поскольку движение, дробящее Сознание, как целое, направлено внутрь – или наружу…

– Открыв матрёшку, мы обнаружим в ней ещё одну, а в той – ещё одну…

– …Или, наоборот, – на внешнюю, на ту, которая нам представляется «верхней», основной, – нам ничто не мешает «надеть» ещё одну, ещё, и так до бесконечности. Попробуйте вообразить, Илья, что вы смотрите в раскрытую матрёшку, внутри которой ещё несколько матрёшек одна в другой, и с каждой, так же, как и с внешней, снята верхняя половина… вообразили?

– Более или менее, и что?

– И что в этом случае предстаёт вашим глазам, какой вид?

– Ну… краешки пустотелых фигурок… то есть несколько ободков, кружочков, один в другом… – проговорил я, вспоминая матрёшек, стоявших на столе в кабинете Рудина.

– Вот! Круги – один в другом. Словно в воду камень бросили, и от этого волны кругами расходятся, похоже?

Я подумал, что частенько именно таким образом схематично изображают… радиоволны?!. Чёрт возьми, ну конечно! Это же такой очевидный символ… пульсация, частота обновления…

– Полагаю, тот, кто в древности создал эту игрушку – матрёшку, я имею в виду – хотел выразить именно те соображения, что сейчас посетили вас, друг мой, – внимательно и глубоко взглянув на меня, произнёс Кэлинеску.

– Очень возможно, доктор, но, должен признаться, я пока весьма смутно понимаю, к чему вы ведёте…

– А вот теперь, друг мой, мы и подошли к той точке, с которой начинается самое главное… – проникновенно и серьёзно произнёс Кэлинеску.

Он сделал паузу – настолько торжественную и многозначительную, что у меня мороз по коже пробежал.

Промочив горло парой глотков уже остывшего кофе, Кэлинеску продолжал: