Дилемма

22
18
20
22
24
26
28
30

Су-Йонг Шу мысленно заорала, когда вопрос появился вновь. Теорема эквивалентности, теорема эквивалентности, теорема эквивалентности.

Чистая боль пронзила ее смоделированный мозг. Примитивная глубинная боль, от которой не было никакого средства, – потому что не было физической причины, которую Шу могла бы устранить.

Шу закричала, мечтая наконец обрести губы, с которых может сорваться крик, кулаки, которые можно стиснуть, голову, которой можно ударить об стену.

Пистолет, которым можно пристрелить мужа.

НЕ ЗНАЮ НЕ ЗНАЮ НЕ ЗНАЮ НЕ ЗНАЮ

Есть теорема – она ее нашла и доказала. Можно дать доказательство мужу. Но нет, лучше умереть.

Зачем он так с ней? Почему так жестоко ее пытает? Да, она уже усвоила, что Чен – пустышка, себялюбивый амбициозный негодяй. Но такое… Неужто он настолько жесток?

Да. Настолько. И остальные смертные тоже. Как они злы, как мелочны и отвратительны в своих порывах. Как ничтожны по уровню морали, интеллекта…

Как недостойны жизни.

Грань между правдой и ложью стала неразличимой. Боль правила миром Шу, боль и ее непременный спутник – смятение.

Имеет ли право на жизнь многомировая интерпретация? Быть может, квантовые ядра сознания Шу черпают свою магию в других вселенных? Быть может, она существует в каком-то ином мире – и не в одном? Там она стала богиней, постчеловеком, живущим в новом золотом веке… или же она корчится в муках бесконечно, в каждой из вселенных, – раб в плену жалких червей?

Шу вновь закричала в эхо-камере своего сознания. Прошло всего несколько дней – если верить часам, – несколько дней страшных пыток, но в ее ускоренном восприятии они приравнивались столетиям, тысячелетиям, эонам…

НЕ ЗНАЮ НЕ ЗНАЮ НЕ ЗНАЮ выдала она вновь, однако стена боли не исчезала.

Когда-нибудь она сойдет с ума настолько, что перестанет ее чувствовать…

Ох, скорее бы. Скорее!

А ведь я должна была стать богиней. Богиней. Богиней.

Умоляю, пожалуйста, пусть это закончится…

Как жаль, что нельзя прикоснуться к чьему-нибудь сознанию.

Как жаль, что нельзя заплакать.

Как жаль, что нельзя спалить дотла этот мерзкий мир.