Я беду от тебя отведу

22
18
20
22
24
26
28
30

— Послушай. Ты уже сделала свой выбор, когда согласилась играть на стороне Светлых. А сейчас ты не по той дорожке пытаешься идти. Боюсь, что ты наделаешь много глупостей, поэтому…

— Не смей мне указывать, не смей меня учить, и вообще, если даже ты и спас мою поганую жизнь — это ещё не даёт тебе никакого права на что-либо подобное! Единственное, чего я хочу, это чтобы все оставили меня в покое! Ясно тебе? И прекрати за мной шпионить, иначе… иначе я за себя не ручаюсь!

Я заметила, что на мои истерические выкрики оборачиваются прохожие.

Бальдерик Рэй обжёг меня нечеловеческим взглядом и, резко повернувшись, пошёл прочь.

«Так-то лучше», — сказала я про себя. Но в душе появился осадок, словно изжога в желудке от тяжёлой пищи.

Я купила бутылку коньяка в ближайшем магазине, отъехала подальше и, спустившись под мост, выпила почти половину её без закуски. О боже… Надо было хоть шоколадку купить… Неожиданно я вспомнила, как в прошлом году ночевала под мостом, и усмехнулась. Небо закачалось над головой, и звёзды закружились. На время чувство тяжести ушло. Отпустило…

— Сестра, всего один глоток, один только маленький глоточек… — я увидела рядом с собой сморщенное лицо старика и его протянутую трясущуюся руку.

В другое время я бы прониклась к нему жалостью и попыталась изгнать из него «сухого червя», но сейчас, утратив эту возможность, я просто молча отдала ему остатки коньяка и с отвращением наблюдала, как старик, жадно припав к бутылке губами, утоляет «сухой огонь», снедавший его.

Я вернулась в машину, повернула ключ, но, посидев так немного с заведённым мотором, включила остатки разума. Выключив зажигание, я пересела на заднее сидение, не в силах бороться с накатывавшей дремотой. В голове взорвался сноп искр — и я провалилась в темноту.

Проснулась я только через несколько часов от того, что мои зубы стучали от холода. Я с удивлением потрогала окна, покрытые инеем, и увидела гаснущие на небе звёзды.

Утренний рассвет осветил местность передо мной: красно-жёлтые наряды деревьев и золотые купола церкви… «Господи! Вот, что мне нужно! Здесь моё спасение», — подумала я, включая зажигание и сразу печку. Брр… Как же холодно! Доехав до дома, я обнаружила, что лифт не работает, и с трудом поплелась пешком на третий этаж, спотыкаясь о ступени. Мне стало плохо. Едва войдя в квартиру, я тут же побежала в туалет. Меня вывернуло наизнанку. Потом я упала на кровать прямо в одежде и забылась сном без сновидений.

* * *

— Покрой голову, девочка, — сказала мне немолодая женщина, когда я перешагнула порог церкви — той самой, которую случайно увидела с холма на рассвете.

Я накинула на голову шарфик и прошла внутрь. Вечерняя служба закончилась, и в это время в храме уже почти никого не было, кроме священника, произносившего последние слова молитвы возле алтаря, а также одной служительницы, протиравшей иконы и подливавшей масло в лампадки.

— Ты что-то хотела, дочь моя? — обратил на меня внимание священник, закончив свою молитву. Он был достаточно молод — не более 35 лет на вид, и я не нашла в выражении его лица ничего отталкивающего: никакого осуждения, скуки или усталости от необходимости вновь выслушивать чужие проблемы. Подобный взгляд бывает у людей добросердечных и адекватных, не склонных к мракобесию. Я решила, что не ошиблась, зайдя именно в эту церковь.

— Нет… То есть… да. Не знаю, правильно ли я поступаю, но мне нужно поговорить с вами, — я волновалась, пытаясь подобрать нужные слова.

— Я внимательно слушаю тебя, — в глазах священника было только участие и искреннее желание узнать о том, что меня волнует.

— Только пообещайте сохранить в тайне то, что я вам расскажу.

— Тайна исповеди. Ты ведь хочешь исповедоваться?

— Даже не знаю, так ли это называется, но, возможно, я, скорее, хочу что-то понять для себя или же получить оценку со стороны кого-то вроде вас. В любом случае этот разговор не предназначен для посторонних ушей, — я покосилась на женщину.

— Валентина, пожалуйста, — попросил он уборщицу. Та, молча взяв тазик с водой, перешла в соседнее помещение.