Без имени

22
18
20
22
24
26
28
30

— Несомненно; я ведь вступаю в новую эпоху своей жизни… Знаешь, милочка, женщины — они такие женщины… Когда-то, во время войны, разрухи, потери документов, я… Даже умудрилась уменьшить себе возраст… Так, немного: всего лишь лет не пятьдесят. Об этом даже Неназываемый не знает. И… знаешь ли, этого мне было достаточно, чтобы действительно стать моложе, душой и телом. А сейчас… Сейчас мне нужно просто стать… иной. Навсегда.

— Это… Совсем не обязательно, — шепнула Фанни.

Милица, неожиданно и порывисто, крепко её обняла.

— Прощай, мой хороший! Извини за все эти вопросы, высказанные и не высказанные… Прощай, маленькая моя!

— Почему именно прощай?

— У меня есть предчувствие, что я вас теперь увижу весьма не скоро… Он, как всегда, играет в свои страшные игры, а ты… Ты поедешь за ним.

— Но, даже если так… Мы же ещё встретимся?

— Он не первый раз пропадает на моей памяти… И обычно исчезновения длятся лет пятьдесят… Это — такой срок, за который… Мы становимся иными людьми. Настолько иными, что приходится как бы знакомиться заново. Часто, говорят, мы даже физически меняемся: иным становится цвет глаз, волос, черты лица, походка… Ты, наверное, уже понимаешь, что у нас всё не как у людей… Внутреннее меняет наше внешнее, не наоборот. Впрочем, потому мы… И не стареем. Мы не даем себе состариться внутренне… Даже, если имеем морщины, живот, — мы тогда боремся со старостью тела, и преодолеваем её.

— Не знаю, внутренняя ли это работа. Или — просто какое-то чудо. До сих пор не знаю, — заметила Фанни.

* * *

Дверь Фанни открыла, когда осталась уже одна в этом тихом дворике. Далее, миновав тесную прихожую, она пошла по темному коридору, и вышла на свет, к небольшой комнатке. Её встретил и приветствовал пожилой человек, которого Милица предупредила о приходе Фанни. Он был одет в рабочую одежду и держал в руках старинный механизм — и, казалось, никак не мог с ним расстаться. Он представился:

— Я - Павел… Фанни, вы не могли бы подождать немного? Я скоро закончу. Посидите пока немного, выпейте чаю, — предложил он.

Фанни осмотрела комнату. В которой везде — не только на полках, но и на креслах, на столике — везде были книги или старые журналы. А также, какие-то ящики со всякими старинными предметами, значками, коробочки и механизмы.

Заварив чай, Павел присел за тот же стол, за которым сидела Фанни. Лампа, что стояла на столе, теперь освещала сильнее то, что и ранее было у музейного работника в руках.

— Это… Часовой механизм, сработанный самим Кулибиным. Случайно попал ко мне в руки, и я пытаюсь с ним разобраться. Мне осталось совсем немного, и…

Он не договорил, потому что уткнулся в лежащий на столе журнал, прочел несколько фраз, и перелистнул страницу. Через некоторое время, на которое он полностью углубился в чтение, он снова перелистнул страницу, и сказал с сожалением:

— Жаль… Далее текст оборван. Хорошо, что я всегда несколько дел выполняю, одновременно: иначе расстроился бы…

Положив часовой механизм на стол, он взял лупу, какой-то инструмент, и закрутил в механизме пружинку. Потом он еще куда-то нажал, что-то там, внутри, щелкнуло, затем раздалось ритмичное тиканье.

— Получилось! — радостно, по-ребячески, вскрикнул Павел. Потом потянулся за своей кружкой. Чай оказался крепким и несладким, но Павел предложил Фанни ещё и пряники.

Выпив кружку чая, он, наконец, повел Фанни какими-то коридорами; потом по винтовой лестнице они спустились в подвал.

Там пахло плесенью, старым деревом, лаком, патиной металла; Павел осветил их путь небольшим фонариком.