Стальная бабочка, острые крылья…

22
18
20
22
24
26
28
30

– Зачем?

– Помнишь, я тебе кое-что обещала?

Мириам задумалась. Би села на кровать, вытащила второй игольник из-за пояса, стянула брюки вместе с ботинками, бросив их на пол, и с ногами забралась на одеяло. Ее белая кожа мерцала в темноте… Сидя на кровати в одной майке, она быстро разобрала игольник и вновь собрала.

Мириам присела на край своей кровати, рассматривая Би, и ее слова снова всплыли в памяти:

«Нас очень мало, потому что подготовить таких, как мы, очень сложно, но еще и потому, что каждый из нас носит в себе свою смерть, словно бомбу, обреченную взорваться. Мы знаем, что у нас мало времени, и стараемся успеть сделать как можно больше, прежде чем откажет память, или провода, дающие нам возможность думать и действовать быстрее всех, выжгут в награду наш мозг. И потому нет ничего глупее… нет ничего хуже, чем предать клятву Прайма, отказаться от того, что ты уже сделала с собой. Этому, только этому нет прощения…»

– Ты никогда так долго не говорила, – сказала Мириам.

– Очень давно, – ответила Би, заворачиваясь в одеяло. – Но мне нужно было это объяснить тебе. Джино напомнил мне, что это значит… чего мне на самом деле ждать. Ложись, выспись, это будет трудно.

– Что трудно?

– Научиться стрелять.

Интермедия IV

Иосиф Картель никогда не любил шахматы.

Он считал их игрой для военных – прямолинейных и ограниченных, словно фигуры на доске, способные ходить только одним заранее определенным образом. Шахматы отражали их реальность – фигура не могла изменить свой цвет или пойти недолжным образом, невозможно было купить третью ладью или второго короля.

В мире, который знал Картель, случалось иначе.

Старинные шахматы достались ему от отца – растрескавшаяся каменная доска, аккуратно склеенная и покрытая защитным лаком, и неполный набор фигур. Недостающие пришлось заказывать у ювелиров в Чикаго – больше никто не знал, как и зачем так резать камень.

Почти никто и не помнил, для какой игры предназначаются эти фигуры.

Отец давно умер и похоронен на маленьком кладбище в Атланте – кладбище королей, куда вход стоил больше годового дохода некоторых мануфактур. Маленькая прихоть старика, которую Картель исполнил, не понимая: не все ли равно, где лежать?

А шахматы остались – за ними почему-то лучше думалось. Картель неплохо играл, хотя найти оппонентов было сложно, и поэтому большую часть времени они просто пылились – здесь, в задней комнатке механической кузницы, которую он предпочитал другим кабинетам, сделанным скорее напоказ, – залу для официальных приемов рядом с магистратом, личным комнатам в «Гелиотропе» и в «Белой кошке»… всем тем местам, которые были созданы для других.

Этот кабинет принадлежал только ему.

В нем не было ничего лишнего – маленькое окно с матовым стеклом, пропускающее немного света, простая лампа над старым рабочим столом, шкаф для документов, сейф и пара кресел у столика с шахматами – старых кожаных кресел со следами штопки. Даже звуки кузницы – удары парового молота, свист и скрежет станков – постоянно проникавшие сюда, были частью кабинета, не позволяя расслабиться и забыться.

Картель поставил на столик стакан с недопитым виски и дотронулся до белого ферзя – он всегда играл белыми. Фигуры, расставленные для партии, выстроились ровными рядами… и даже ферзь не мог прыгнуть. Непредсказуемая фигура, способная двигаться так, как все остальные, вместе взятые… кроме разве что одной.